Зимняя роза
Шрифт:
Эриенн осторожно положила ладонь на его руку:
— Нам предстоит очень много узнать друг о друге, и нам отведена на это целая жизнь. Меня беспокоит то, что я не видела вашего лица, и мне кажется, вы могли бы смягчиться…
— Нет, я не могу.
Лорд Сэкстон отпрянул от Эриенн и пересек комнату, волоча ногу в тяжелом ботинке по ковру. Остановившись возле камина, он долго и тревожно смотрел на пляшущие языки пламени, затем закинул голову и покачал ею, как будто его мучила боль. Теперь, когда Эриенн отдалась ему, снять маску было еще труднее — она возненавидит его, и он потеряет все.
— Так
Он слегка обернулся, чтобы посмотреть на Эриенн, и увидел обращенную к нему ласковую улыбку. В тот же момент Стюарта охватило сильное желание, и он был готов сжать Эриенн в своих объятиях, сбросить маску и перчатки и целовать эти нежные губы до тех пор, пока они не начнут трепетать под его губами. Однако победил разум. Он должен был либо дождаться подходящего случая, либо потерять волшебную розу, которую так бережно держал в своей руке.
— Сегодня утром мне необходимо отлучиться, — произнес он, тщательно взвешивая слова. — За завтраком вам составит компанию мистер Ситон. Вряд ли мне удастся вернуться до его отъезда. Вы передадите ему мои извинения?
Эриенн отвела глаза от этой бесстрастной маски, глядящей на нее, и почувствовала, как щеки заливает горячая краска. Этим утром ей совершенно не хотелось видеть Кристофера, однако она не могла придумать достойной причины, чтобы отвергнуть просьбу мужа. Она выразила согласие едва заметным кивком головы.
Лишь по вежливому настоянию экономки Эриенн ускорила шаги, спускаясь в зал. Она тянула время, принимая утреннюю ванну, в надежде, что Кристофер потеряет терпение и уйдет; однако за бархатным занавесом алькова Эгги в хорошем расположении духа торопилась убраться в спальне, застилая раскрытую, но не смятую за ночь постель. Стоя между Эгги и Тесси, Эриенн выбрала платье, сшитое из бледно-розового шелка и изящно отороченное белыми батистовыми кружевами. Своей суетою экономка заразила горничную, руки которой порхали, с энтузиазмом расчесывая блестящие черные локоны хозяйки. Буквально в считанные минуты волосы, зачесанные от затылка, были собраны в очаровательной прическе, и Эриенн была готова к встрече с человеком, который перевернул всю ее жизнь.
Несмотря на расточаемые двумя женщинами комплименты, Эриенн чувствовала себя совершенно не расположенной встречаться с Кристофером. Ей страстно хотелось укрыться под надежной защитой своего положения законной супруги, но ее тревожили неотступные воспоминания. Даже в минуты страсти с мужем, когда все земные пути сошлись в мгновении блаженства, до нее доносился неуловимый аромат и возникали видения точеного профиля Кристофера.
Эриенн задержалась в башне, пытаясь взять себя в руки, хотя, казалось, бешеное сердцебиение остановить было ничем нельзя. Она невидяще смотрела на лужицу воды, которая осталась в вестибюле после того, как кто-то беспечно принес на ногах снег, а ее думы были о человеке, который ждал ее в общем зале. Мысль о встрече с ним приводила Эриенн в трепет, щеки горели от стыда, и она ничем не могла вычеркнуть из памяти те мгновения, которые они провели вместе в экипаже.
Когда Эриенн вошла в зал, то обнаружила, что Кристофер сидит перед огнем в кресле лорда Сэкстона, вытянув перед собою длинные ноги. Эриенн подошла
— Я… я надеялась, что вы уже уехали, — нетвердо произнесла она.
— Я ждал, желая увидеть вас, миледи, — промолвил Кристофер.
Эриенн в тревоге отвела взор. Как всегда, он растревожил ее чувства своим теплым, мужественным голосом.
— Вам не надо было этого делать, Кристофер. Прошлая ночь ушла, и больше ничего не будет. Я… я страдаю от мысли, что могла дать вам какой-то повод забыться, но обещаю, что больше не допущу этого.
— Неужели вы предпочли этого калеку, Эриенн? — сдержанно поинтересовался Кристофер.
— Мне не безразличен лорд Сэкстон, — ответила она в отчаянии, и слезы блеснули на ее ресницах.
Она сжала шелковые складки своей юбки, посмотрела ему в лицо и выговорила почти умоляющим тоном:
— Он мой муж. Я не допущу, чтобы на него или на имя Сэкстонов пал позор!
Подавив в себе рыдание, Эриенн прижала ладонь к дрожащим губам и отвернулась. Кристофер подошел к Эриенн ближе, склонился над ее плечом и, пока она сердито вытирала влажные ресницы, тихо проговорил:
— Не плачьте, дорогая моя. Я не могу видеть ваших страданий.
— Тогда уходите, — попросила Эриенн. — Уходите и оставьте меня.
Кристофер озабоченно сдвинул брови:
— Ни за что! Я не могу сделать этого.
— Почему же? — Она удивленно взглянула на него.
Кристофер потупил взор и какое-то время задумчиво смотрел в пол. Когда он снова поднял глаза, взгляд его был непреклонным.
— Потому что я полюбил вас.
Потрясенная словами Кристофера, Эриенн молча глядела ему в лицо. Неужели это правда? Этот человек света, привыкший завоевывать сердца и одерживать легкие победы, полюбил ее? Не какой-то неискушенный юноша, готовый отдать сердце первой смазливой девчонке, улыбнувшейся ему. Что она сделала, чтобы вызвать в нем такое трепетное отношение? Ведь она чаще всего упряма, несговорчива и подозрительна к его намерениям. Как он мог полюбить ее?
— Не будем говорить об этом, — промолвила Эриенн прерывающимся от отчаяния голосом.
— Не будем говорить об этом, чтобы облегчить страдания? — спросил Кристофер. Он начал ходить по комнате, все более раздражаясь. — Черт побери, Эриенн, я пересек ради вас всю страну, шел на все, лишь бы вы считали меня мужчиной, но все мои усилия ни к чему не привели. Вы по-прежнему смотрите на меня как на злобное чудовище, которое жестоко обошлось с вашей семьей. Вы предпочитаете пригреть на груди немощного и кормить его милыми радостями брака, чем видеть во мне достойного мужа. Неужели я сошел с ума? Объясните мне, отчего человек в здравом сознании волочится за вашими юбками в надежде, что ему перепадут крохи любви, в то время как вы потчуете целым пирогом самого неприглядного из всех мужчин? Если вы считаете, что я не ревную вас к мужу, тогда позвольте вас заверить, мадам, что вы ошибаетесь! Я ненавижу эту маску! Я ненавижу эту кривую ногу! Я ненавижу эту тяжелую трость! Он обладает тем, чего хочу я, и оттого, что мы будем молчать об этом, слаще не станет!