Злодейка в быту
Шрифт:
Обвинения настолько прекрасны, что даже возражать не хочется, только восхищаться тем, как дядя ловко извратил мой приезд. Его послушать, так не племянница приехала, а тиранша-рэкетир.
Спасибо за идею, конечно, но я пока не готова захватывать поместье.
— Да? — Я позволяю брови изогнуться.
— Ты даже не раскаиваешься! Возмутительное поведение!
— Дядя…
Что мне ему сказать?
Если откровенно, то очень хочется послать подальше.
Но это же некультурно.
Я очень четко понимаю, что дядя остается в рамках традиций,
А когда я уйду, пошлет служанок меня караулить, чтобы не вышла раньше, чем запрет будет снят, и загребет сундуки.
— Возможно, ты не осознаешь, насколько ты неправа, Юйлин. Я помню, как твой отец тебя баловал. Я предупреждал его, но разве же он слушал! Он не наказал тебя даже тогда, когда ты влезла в архив с запретными свитками. Ты моя племянница, Юйлин. Хотя я давно тебя не видел, ты в моем сердце, я люблю тебя как родную дочь. Я позабочусь о тебе. Я попрошу твою тетю найти для тебя бабушку, которая обучит тебя хорошим манерам. До конца месяца ты должна переписать трактат «О женской добродетели», а сейчас на три дня и три ночи отправляйся в Зале предков думать о своем недопустимом поведении!
Эм?
Дядюшка превзошел мои ожидания.
Запереть меня на три дня… Даже если он меня «милостиво простит» и отпустит раньше времени, все равно впечатляет. По его мнению, Юйлин испугается и станет шелковой? Ну-ну, он просчитался.
Он разворачивается и, широко шагая, устремляется в ворота. Я смотрю ему вслед. Промолчать или сейчас высказать?
Толку молчать? Как только я откажусь покорно под конвоем топать в Зал предков, ему доложат.
— Дядя ошибается, — бросаю я ему в спину, позволив легкой насмешке просочиться в голос.
— Что? — Он вздрагивает, оборачивается.
Меня очень радует, что мы выясняем отношения фактически на улице. Никто из крестьян не посмел приблизиться, но издали посматривают с огромным любопытством. Если дядя позволит себе лишнее, об этом узнает вся деревня и только вопрос времени, как быстро сведения дойдут до моего отца. Очевидно, что небыстро, но все же. А если уничтожить деревню разом — дядя способен на подобное злодеяние или нет? — то у отца тем более возникнут вопросы.
Что-то мне не по себе.
Откуда пришла мысль об уничтожении целой деревни свидетелей? Это подозрения Юйлин или оторванные от действительности измышления иномирной части?
— Я не запугивала старосту, я честно купила дом вдовы Лю Ции, переплатив за развалюху втридорога. Дядюшка верно заметил, что у меня отвратительный характер, поэтому из глубокой семейной привязанности я не буду обременять дядю своим присутствием, я буду жить в своем новом, законно приобретенном доме.
— Ты что несешь?
— Дядя забыл, что я уже вступила в возраст совершеннолетия?
— Но…
— Не самая талантливая, но я заклинательница. Ограничения, которые существуют для девушек,
— Ты…
— Дядюшка, пожалуйста, прямо сейчас распорядитесь, чтобы слуги перенесли мой багаж в дом, где я буду жить.
— Сумасшедшая…
Угу.
Даже спорить не буду.
Голоса в голове и расщепленность сознания точно не про здоровую психику. Дядя даже не представляет, насколько я в действительности сумасшедшая. Радовался бы…
Он медлит.
— Дядя, выглядит так, будто вы не хотите отдать мне мои вещи. — Я улыбаюсь, будто шучу.
— Да что ты несешь?! Кан, слышал? Перенесите сундуки!
— Благодарю, дядюшка. — Я низко кланяюсь.
Только вот вкуса победы я не чувствую. Воображение рисует, как под покровом ночи слуги поместья пробираются через провал в стене и грабят меня. Кого я потом обвиню?
И дядя, уверена, думает о том же, о чем я, — его лицо разглаживается, в глубине глаз вспыхивает насмешка.
Глава 15
До ночи еще дожить надо.
Не уверена, что дотяну, голова раскалывается. Я держусь сама не знаю как, то ли на силе воли, то ли на чистой злости, то ли на упрямстве.
В Юйлин при всей ее мягкости, неамбициозности и вроде бы даже некоторой глупости есть стержень и умение держать лицо вопреки внутреннему состоянию, и благодаря ей я могу стоять с прямой спиной и легкой улыбкой на лице. И я не просто столб изображаю, я считаю сундуки, слежу, открыты или закрыты замки. Я не думаю, что дядя пытался открыть крышки, не сейчас, но убедиться стоит. По виду все в порядке.
Слуги вчетвером выносят последний, самый большой сундук. Счет у меня сходится. Надо бы еще сверить содержимое с описью, но я не потяну — скорее бы добраться до нового дома и нырнуть в медитацию. Если не соберу себя по кусочкам, то хоть от головной боли абстрагируюсь.
За слугами выходит госпожа Ланши:
— Твои вещи вынесены из поместья, Юйлин.
Мм?
Тетушка намекает, что дальше я должна разбираться сама?
Свистнуть крестьян не проблема. Я кидаю взгляд в сторону зрителей. Госпожа косится на них же и осуждающе поджимает губы.
— Спасибо, тетушка.
— Ты очень сильно обидела своего дядю, Юйлин.
— Я приму ваши слова близко к сердцу и завтра приду навестить дядю. — В сундуках не только мои вещи, но и несколько подарков, которые, казалось бы, можно не отдавать, однако пытаться решать за отца неправильно. Раз он их приготовил, то они будут вручены.
— Помогите госпоже заклинательнице отнести багаж, — распоряжается тетя.
Любопытно… С одной стороны, она заклинательница, способная стереть деревню с лица земли, крестьяне будут гнуть перед ней спину и отвешивать поклоны до земли, я своими глазами видела, как староста чуть ли не каждое слово сопровождал поклоном. С другой стороны, она почему-то старается выглядеть добродетельной женой. Вот какая разница, о чем шепчутся крестьяне? Дальше деревни сплетни не уйдут.