Злой
Шрифт:
— Ганка! — внезапно сказал он тихо. — Я должен иметь на нейлоновые чулки тебе и на то, чтобы пойти с тобой в «Столицу» хоть два раза в неделю. Я не из тех, кто откладывает деньги и когда изредка заходит в закусочную, то ему и на салат или, к примеру, на пирожное не хватает.
Он отвернулся, но не уходил.
— Я у тебя, Весек, никогда не просила нейлоновое чулки, — тихо сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Приносил — радовалась, но не потому что нейлоновые, а потому что ты их дарил… Ну, пока… — Она повернулась, чтобы уйти. Мехцинский схватил её
— Нет, Ганка, не уходи, — быстро заговорил он. — Я хочу тебе что-то сказать. Я уже начал…
— Что начал? — спросила Ганка, опустив глаза.
— Начал искать работу. Мне даже обещали.
Ганка обняла его за шею и поцеловала в губы.
— Не жарко тебе в этом вельвете? — спросила она, поправляя ему воротник куртки. — Надо подумать о каком-нибудь плаще. В конце концов, ты можешь уже ходить в костюме.
«Скажу ей сейчас, — сомнения терзали Мехцинского. — Нет, лучше завтра…» — успокоил он себя. — Завтра зайду за тобой после работы, подожду у выхода, как сегодня, хорошо? — спросил он. Ещё раз окинул взглядом её лицо и фигурку, худенькую, крепкую, в дешёвом плаще и дешёвенькой, но аккуратной блузке.
— Ну прощай, Ганка. До завтра.
Она отошла и вскоре растворилась в толпе, окружавшей станцию «Центр».
Мехцинский возвратился на улицу, где находился кинотеатр «Атлантик». Под стенами домов, примыкающих к кинотеатру, тянулась длинная, на несколько десятков метров, очередь. У самого кинотеатра она сжималась в плотную толпу.
«Вот удача! — подумал Мехцинский. — Мексиканский фильм, анонс! Верных несколько злотых перепадёт. Повестка на послезавтра? Могут арестовать. Нет, не пойду, пусть ищут…»
Он перешёл на другую сторону улицы: здесь сто большие облупившиеся дома с глубокими ниша ворот. В одной из них маячило несколько невысоких тёмных фигур. Кто-то курил, небрежно прислонившись к стене.
— В чём дело? — прикрикнул Мехцинский. — Перерыв что ли? Только оставь вас одних, болваны, сразу же бьёте баклуши. А это сезонная работа. Фильм не будет идти год, ждать вас не будет, бездельники!
Фигуры отделились от стен и окружили Мехцинского.
— Зачем так шуметь, пан Мориц? — прозвучал чей-то голос. — Всё сделано, мы ждём вас.
— Что сделано, Лолюсь? — немного приветливее спросил Мехцинский.
— Ваня и Бурас стоят уже внутри, — сообщил Лолюсь, почёсывая под мышкой. — Вот здесь тридцать билетов — получили по требованию, — добавил он, протягивая Мехцинскому небольшой рулон билетов и сложенный вчетверо листок бумаги.
— На это старое требование из Центрального управления торфоразработок ещё дают? — удивил Мехцинский. — Ну и ну…
— А теперь за работу! Кто сегодня будет немым?
— Я могу, — откликнулся прыщеватый подросток тяжёлым взглядом обведённых синими кругами глаз, — давно в это не играл.
— Только без фокусов, Чесек, хорошо? — предупредил Мехцинский. — Только без сверхпрограммных номеров. Не хочу никаких драк, слышишь?
— Хорошо! — ответил Чесек. — Не бойся.
Мехцинский раздал каждому билеты.
— Рассчитываться будем
……………………………………………………
Невысокие тёмные фигуры двинулись на улицу широкой цепью. Метров за десять от кинотеатра послышался навязчивый шёпот:
— Кому балкон? Кому партер? Кому, кому?..
Поредевшая толпа стала собираться вокруг тёмных фигур.
Здесь же, рядом с кинотеатром, стоял столб, оклеенный плакатами, объявлениями и афишами. У столба остановился Роберт Крушина, вполголоса читая афишу: «“Ушастик и Усатик” — инсценированная сказка о весёлых зайчиках — для детей от шести до двенадцати лет».
— Наверное, интересно, — заметил Крушина. Внезапно за поднятым воротником его нового плаща кто-то спросил шёпотом:
— Ты ко мне?
Роберт вздрогнул.
— Только без шуток, Мориц, хорошо? — бросил он через секунду с подчёркнутым спокойствием.
— Хорошо, — отозвался Мехцинский, улыбаясь с сознанием своего превосходства. — Чего ты хочешь?
— У меня дело. Скорее не у меня, а у Кудлатого.
Мехцинский ощутил какую-то боль в желудке, непонятную пустоту, что-то странное — волнение или страх. Неизвестно почему, он вдруг подумал о Ганке и сразу же — о повестке в суд.
— Пошли на вторую базу, — бросил он Крушине и направился в сторону Братской. За кинотеатром встретил одного из ребят — Бураса.
— Уже, — сказал Бурас, — всё пошло. Успех.
— Порядок, — кивнул головой Мехцинский. — Слушай, Бурас, станешь возле кинотеатра на стрёме. Ребята пока пусть не идут на вторую базу, даже если и спустят весь товар. Рассчитываться будем через полчаса.
— Порядок! — ответил Бурас и направился к воротам кинотеатра. Толпа уже разошлась, ни билетёра, ни милиционера не было — начинался последний сеанс. Бурас вытащил из кармана измятый «Спортивный огляд», развернул его и уселся на краю тротуара. Мехцинский и Крушина сделали несколько шагов в глубь улицы и свернули в какую-то нишу. Через минуту Бурас встал и картинно опёрся на решётку запертого магазина. С пристрастием истого болельщика он медленно, внимательно и со вкусом перечитывал информацию о деталях подготовки и тренировок знаменитой венгерской футбольной команды, овеянной славой побед, одержанных в последние годы.
— Вот кого бы увидеть! — вздохнул Бурас. — Если бы они сыграли в Варшаве! Вот это — настоящий футбол.
Он уже снова собирался углубиться в свою любимую газету, как вдруг почувствовал, что за ним следят. Чуть отвернув лист «Пшегльонда», он увидел перед собой невысокого юношу в тиковой куртке-«канадке», из-под которой выглядывал огромный бантик-бабочка, цвета изумруда с какао. Этот юноша с любопытством разглядывал Бураса.
Бурас опустил газету и ответил острым взглядом, давая понять, что готов к отпору. Однако этот взгляд не произвёл на юношу особого впечатления; он непринуждённо приблизился к Бурасу и спросил без особых церемоний: