Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его
Шрифт:
— Что же?
— Главное — по второму. У хакана нет детей, не успел обзавестись в своих странствиях. Приданое — от него, а Сарана — моя дочь. Мы родним не княжества, но земли. У нас дочери отдаются в соседние племена во избежание усобиц. Моя земля начинается сразу за Пограничной. Это нас трепали твои воины. Так что пусть тебя не смущает разница в положении. По твоим понятиям нет никакой разницы. Мурза породнился с князем, прекратил усобицу.
— Вот оно что, — Мечислав выпятил нижнюю губу. — Получается, ты —
Шабай рассмеялся.
— Пусть тебя это не пугает. Хакан собирается многое изменить. Он объездил много земель, думаю, мурзы начнут платить. Так мы станем богаче.
— Не опасаетесь бунтов?
— Опасаемся. Потому, хакану нужны верные мурзы. Новые. Вроде меня. И верные союзники. Новые. Вроде тебя.
***
Милана диву давалась, как бедно наряжают Сарану к свадьбе. Платье белёного льна, венок полевых цветов. Ходила вокруг Ульки, цокала, качала головой. Приблизиться боялась — княгиня Бродская всем видом, каждым движением не давала вмешиваться. То так загородит собой невесту, то эдак. Вроде бы и невзначай, но как-то по-деревенски — кряжицкие боярышни сделали бы куда незаметнее, плавнее.
Наконец, Милана не выдержала, ушла в свою комнату, залезла в сундук. Вернулась с белым, расшитым речным жемчугом, шолковым платьем. Зашла в комнату Ульки, молча положила на стол, стрельнула с вызовом на молчаливую княгиню, гордо удалилась из комнаты — словно лебедь уплыла. Надо дать им время, если не примут — дела совсем плохи. Сидела у себя, подгрызала ногти, ждала. Не выдержала, взяла заранее отложенный жемчужный кокошник, несколько раз вздохнула, закрыла глаза. Ноги мелко трясутся, хорошо, под юбкой не видно.
Сарана стояла посреди комнаты, подняв руки вверх, Брусничка с лавки помогала Уладе продеть ворот дарёного платья через голову невесты. Милана почувствовала укол зависти: красива, степнячка, ох, красива. Хоть и смуглая по-селянски, да ноги стройные. Бёдра — широкие, сильные, привыкшие к седлу. Живот — плоский, стан — тонкий, груди — аккуратные с небольшими коричневыми сосками. В широкой степной одежде всё это скрывалось. Льняное, как и любое другое, платье могло и соврать: есть у женской одежды такая способность. Кому, как не Милане это знать? Хоть и не толста, но с боков и бёдер неплохо бы и убавить.
— Осторожнее, зацепится за волосы, — сказала Улада, проследила за взглядом Бруснички, обернулась. Глаза на миг встретились, Милана отвела взгляд, протянула кокошник.
— Вот. Делалось к этому платью.
— Положи на стол. — Показалось, или голос Улады смягчился?
— Можно я помогу? На левом плече надо распустить, так не проденете.
Улада миг колебалась, отошла в сторону. Милана взяла платье, вынула из петель две крупные жемчужины, ворот стал заметно шире. Улыбнулась удивлёной Саране:
— Вечером не забудь растегнуть, а то порвётся.
Безжалостно
— Надо у груди ушить, висит. И в поясе сзади собрать.
— Может, просто подпоясать? Под самую грудь?
Милана старалась не давить, не приказывать. Вопрос — лучшее средство для колки льда между людьми.
— Можно и подпоясать, — подумав, согласилась Бродская. — А вот плечи сползли, надо что-то придумать.
— Соберём в валики на меттлерштадский манер. Я научу.
— Да, я такие видела у тебя, это — выход.
Говорили тихо, чувствовалось: натянутая струна ослабевает, но ещё опасно близка к разрыву. Сарана и Брусничка явно это видят, стараются молчать, не мешать. Улада застегнула жемчужины, обратилась к невесте:
— Давай, показывай, что у тебя в шкатулке.
Девушка осторожно, словно не доверяет хинайскому шолку, пошла к столу. Понятно, в Степи ходила в коже да холстине, вот где — крепость! Тронула тайную кнопку, шкатулка раскрылась с тонким непривычным звоном.
— Хинайская? — Милана подошла, с интересом посмотрела внутрь.
Сарана смущённо кивнула.
Четыре отделения: кольца и серьги, браслеты, бусы, камни без оправы. Для камней, наверное, серьги и переложили к кольцам. Целое богатство. Княгиня Кряжинская за всю жизнь не видала столько в одной шкатулке. Откуда в Степи всё это?
Косы расплели, расчесали, собрали в одну, уложили на левое плечо, надели кокошник. Тоже великоват, спадёт. Пришлось где-то, собрать, пришпилить. Отошли втроём, посмотрели.
— Странно, — склонив голову набок и улыбнувшись, сказала Брусничка.
Сарана с испугом осмотрела себя, огладила подол:
— Что — странно?
— Платье наше, а украшения — ваши. И к лицу твоему необычно смотрится. Словно из другого мира.
Подбородок невесты мелко затрясся, глаза наполнились слезами.
— Плохо, да?
Брусничка поняла, прикрыла рот ладошкой. Милана дала ей подзатыльник, подбежала к Саране, обняла. Левая рука легла на макушку, прижала голову к плечу. Правая ласково гладила по спине, успокаивала.
— Не плохо, милая, совсем не плохо. Даже очень хорошо. Даже с намёком — соединились Степь и Поле, кочевники и пахари. Хорошо, даже очень, правда, Улада?
— Правда-правда, Сарана. — Брусничка получила второй подзатыльник. — Очень красиво. Скажи.
Средняя подошла, обняла невесту.
— Прости, Сарана, я не о том, что не красиво. Очень красиво, честно!
Подошла Улада, втроём обнимали, утешали.
— Это ты просто от волнения, да?
Сарана часто-часто закивала, оторвалась от плеча Миланы, улыбнулась, шмыгнула носом.