Змеиный бог

Егоренков Алексей М.

В столешницу перед ним было встроено подобие приборной доски, скромней, но ничуть не проще той, что занимала половину кабины в южном лоурайдере. У панели располагалось несколько диковинных агрегатов. Бэббидж дернул рычаг, и то, что оказалось кофеваркой, послушно загудело, одну за другой наполняя фарфоровые чашки, поворачиваясь будто огромная митральеза.

Дзинь!

Крошечная печь распахнула металлический рот и высунула противень-язык, на котором в ряд румянились булочки.

— Угощайтесь, —

предложил Бэббидж американцу. — У вас несколько потерянный вид. Связано ли это с моей супругой, или же сиденье не позволяет вам устроиться? Его геометрию можно изменять, смотрите.

Хозяин склонился и продемонстрировал Пеплу, как с помощью рычагов у подлокотника настроить механическое кресло на свой вкус.

— В нем используются почти те же узлы, что в Маргарет, — Хозяин тепло улыбнулся, и слингер снова поерзал на сиденье. — Ее вид может удивлять или пугать вас, юноша, я понимаю. Но если бы вы могли ощутить красоту движения, геометрические линии ее прекрасной души, перерожденной в кинетике…

Бэббидж опять наклонил голову, позволив устройству взъерошить ему затылок.

— Прикосновение ее пальцев. Воссоздано в точности. Та же отстраненность, та же скромная нежность. Вам трудно понять это, трудно забыть о шарнирах и передачах, и я вас не виню.

Пако уставился на слингера, яростно гримасничая тайком от Бэббиджа.

— Я… — протяжно начал Пепел и замолчал. Он разжевал булочку, проглотил ее и отхлебнул раскаленный напиток. И сдоба, и кофе, к чести хозяина, были отменными. — Это очень интересная машина. Сэр.

— Машина, вы правы, — Чарли-Куклодел отрешенно размешал кофе. — Мне известно об этом, юноша. Я не сумасшедший. Моя дорогая половина, мир ее праху, покинула нас четыре года назад.

— Мои соболезнования, — промычал стрелок, опять вгрызаясь в булочку.

— Когда-нибудь, — мечтательно протянул Бэббидж. — Я научу мою Маргарет играть на фортепиано. Жаль, что вас не будет рядом. Вы любите музыку?

— Эста буэно, — Пако решительно встал, утерся рукавом и отрыгнул. — А вот и музыка. Спасибо за еду, сеньор Куклодел. Пора.

Пепел тоже хотел было встать, но хозяин повернул рычаг, и механическое кресло, пихнув слингера в локоть, ухватило его запястья не хуже трапперской «кукушки». Стрелок дернулся, пытаясь высвободиться, но медные кольца на ремнях умело гасили движения, изматывая мышцы недонагрузкой, снова и снова мягко возвращая руки слингера к поручням. Собрав остатки сил, Пепел выбросил кулаки в последний раз. Недоеденная им булочка покатилась на пол. Кофейная чашка, сбитая локтем, полетела вслед за ней.

Дзинь!

Осколками брызнул фарфор, и черный кофе окрасил сосновые доски пола.

— Я всё же хотел бы поговорить о цене. — Обогнув стол, Бэббидж виновато переступил кофейную лужу. — Всё же, нулевое стекло. Задача была совсем не простой.

Он нагнулся

к Пеплу, пробормотал извинение, и, взявшись за спинку кресла, на котором извивался слингер, мягко покатил его вдоль стола.

— Цена останется какой была, Чарли, — возразил мексиканец. — Ты исправно получаешь то, что хотел. Будешь стараться — получишь и впредь.

— Но мне ведь и на стол нужно что-то ставить! — вспылил Куклодел. — Чем я буду кормить гостя в следующий раз? Чем я буду кормиться сам?

— Не знаю, — сказал Пако. — Да и к чему мне. Ты, компадре, не ценишь то, что имеешь. В этом твоя ошибка.

— Но, — начал было хозяин и осекся, встреченный указательным пальцем южанина.

— «ЛА КОНКИСТА ГРАНДЕ»! — рявкнул Пако и тепло блеснул коронками. — Мы уважаем вас.

Он развернулся и вышел, насвистывая Билли Холидей, небрежно забросив винтовку через плечо.

— Прошу прощения за эту сцену, юноша, — пробормотал Куклодел в ухо слингеру, ловко буксируя его в кресле по длинному коридору, со стен которого пялились блеклые портреты и натюрморты. Хозяин добавил: — Эти негодные разбойники, рекетиры без души и совести… Вы, как американец, должны меня понимать.

— Гладко стелешь для убийцы, — процедил Пепел, отчаянно хватаясь за рычаги, но Бэббидж пнул какую-то педаль, и кресло отвердело как позавчерашний труп.

— Убийцы? — эхом отозвался мастер. — Юноша! Как можно. Я намерен лишь умолять вас подарить нам один вечер.

Прекратив бесполезные рывки, стрелок аккуратно потянулся к низкой кобуре, болтавшейся у подлокотника. Увы — блокировав механизмы кресла, Бэббидж остановил и ремни, которые теперь не уступали ни дюйма.

— Лишь один вечер, — пробормотал Куклодел, — прежде, чем вы покинете нас навсегда.

Решительно налегая на кресло, хозяин распахнул ногами слингера тяжелые дубовые створки.

Они оказались у подножия центральной башни, в цилиндрическом колодце шириной в двадцать футов, равномерно опоясанном колоннами и дверьми. У стены напротив, цепляясь креплением за металлический рельс, возвышалась еще одна «Маргарет», куда сложней и крупнее прежней. Железное чудище вздрогнуло и опустило навстречу гостю фотографическое лицо. Из овальной рамки Пеплу улыбалась юная леди, тонувшая в кружевах и бумажных розах. Это был не снимок, понял стрелок. Это был портрет с надгробия.

На штанге под фарфоровым овалом шевелилось не менее полудюжины механических лап — они двигались, вертелись и сменяли друг друга так быстро, что даже наметанный глаз стрелка отказывался прикинуть точное количество.

— Здравствуй, дорогая Аннабель, — позвал хозяин.

Каждая из лап несла на себе маленький заводной кошмар: бритвенные лезвия, дисковые пилы, спаренные иглы и вращающиеся гроздья острых рыболовных крючьев.

— Молодой человек, позвольте представить мою дочь. Аннабель, поприветствуй гостя!