Змей

Маккарти Моника

И вовсе не потому, что она хотела поехать с Маккеем, черт побери. И совершенно точно не потому, что Лахлан не смог бы вынести самой мысли о том, что другой человек будет прикасаться к Белле. Он просто не хотел уворачиваться от девического флирта Мэри Брюс весь день. К тому же, лодыжка Беллы была такой нежной, а кто-нибудь другой может забыть, что она была повреждена.

Но если бы Лахлан знал, насколько тяжело придется вынести то, как его рука будет обнимать Беллу за талию в течение нескольких часов, в то время как ее невероятные груди - размер

и форма которых были выжжены в его памяти – будут мягко покачиваться над его рукой, то он изменил бы свое решение.

Лахлан посмотрел на Беллу. В груди теснились незнакомые эмоции, и он быстро перевел взгляд на дорогу. Черт побери, она обязательно должна выглядеть так мило? Щека, прислонившаяся к его груди, тонкие завитки белокурых волос на висках, длинные темные ресницы, оттенявшие нежную кожу, смелые черты, смягчившиеся в состоянии покоя - гордая графиня выглядела почти беззащитной.

Это теснение — независимо от того, что это было — в груди, беспокоило его. Это заставило его чувствовать себя — черт возьми — успокоившимся.

Чувство это, к счастью, ушло, как только Белла проснулась и взглянула на него своими сверкающими глазами.

Но Лахлану вообще все это не нравилось. Его самоконтроль был под угрозой. Лахлан не мог спокойно думать о Белле: мысли эти были опасны для них обоих. Ему нужно что-то сделать. Очевидно, что в борьбе с этим яростным желанием к ней Лахлан проигрывал.

Он испытывает желание слишком долго. Лахлан должен был положить этому конец.

Как будто поняв, что он чувствует, Белла пошевелилась. Лахлан узнал, что она проснулась, когда ее спина напряглась и Белла отстранилась от него. Лахлан сжал челюсти. Его это не волнует.

Внезапно, Белла сильнее выпрямилась.
– Мы добрались?

Она поглядела на Лахлана, и он увидел, что облегчение в ее глазах соответствовало волнению в ее голосе.

– Да, - ответил он, стараясь не замечать, насколько близок ее рот к его губам.

В глазах Беллы промелькнуло что-то еще. Благодарность, догадался Лахлан, когда Белла сказала, - Спасибо.

Он опять почувствовал знакомую тесноту в груди и резко отвернулся.
– Не благодарите меня пока.

– Что вы имеете в виду?

– Англичане не сдадутся так легко. Даже сейчас они могут преследовать нас.

Лахлан почти пожалел о своей прямоте, когда почувствовал, как Белла вздрогнула. Но скрывать от нее правду – это не выход. Белла должна была знать точно, кому они противостояли: самому влиятельному, коварному и мстительному королю христианского мира, который жаждал крови.

Белла Макдафф приобрела сильного врага, когда она возложила корону на голову Брюса. Лахлан надеялся, что это, к дьяволу, того стоило.

Хотя свет уже угасал в сумерках, Лахлан все же мог различить смесь страха и беспокойства в упрямом лице Беллы.
– Но у нас должна быть хоть какая-нибудь отсрочка. Они не найдут нас прямо сейчас. Вы же не знаете точно, преследуют нас или нет?

Лахлан покачал головой. – Этого я не

могу сказать точно. Он надеялся, что англичане не догадаются, что дамы отправились отдельно от остальной армии. То есть от того, что от этой армии осталось.

– Им нужен Роберт. Они последуют за ним на запад.

На этот раз Лахлан не сказал Белле, что он думал на самом деле. Король Эдуард будет продолжать поиски с удвоенной силой. Если англичане обнаружили, что дамы скрываются отдельно от Брюса, они все равно найдут женщин. Кроме того, замок Килдрамми, с его стратегически выгодным расположением на пересечении дорог, ведущих на север, в Бьюкен и Атолл, является ценным призом даже без королевы и Беллы.

Белла приняла его молчание как знак согласия и расслабилась немного, пока они передвигались по тропинке, ведущей к Килдрамми. Замок стоял на возвышении, окруженный широким рвом впереди и крутым берегом сзади – естественная защита обеспечивала неприступность замка. Высокие толстые каменные стены, увенчанные многочисленными башнями, защищали от любых захватчиков, которые пытались пересечь ров. Массивный донжон, известный как Снежная Башня, имел семь этажей, со стенами, в некоторых местах достигавших толщины в восемнадцать футов.

Лахлан понял, что что-то не так даже прежде, чем они пересекли узкий мост с двумя привратными башнями, которые охраняли главный вход в замок. Хотя были сумерки, было еще достаточно светло, чтобы люди прекратили работу. Место, однако, было безлюдным.

Лахлан практически чувствовать напряжение, витавшее в воздухе. Если бы Гордон не выехал вперед, чтобы предупредить Найджела Брюса об их прибытии, то решетка в воротах была бы опущена, ворота закрыты, а в бойницах на башнях были бы лучники.

Лахлан пытался спрятать свою настороженность от графини, не желая стирать улыбку облегчения с ее лица, когда они проезжали ворота.

Но все его подозрения подтвердились в тот момент, когда они въехали во двор. Лахлан нашел глазами Гордона в притихшей толпе, которая собралась, чтобы приветствовать их. Гордон покачал головой.

Черт!

Лахлан быстро спешился и помог Белле спуститься, заботясь о ее лодыжке, которая, казалось, зажила.

После того, как Найджел Брюс поприветствовал свою невестку, сестер, племянниц и племянника и Беллу, молодой рыцарь повернулся к Лахлану и протянул руку.
– Макруайри.

Лахлан ответил твердым рукопожатием. Гордону и Максорли Найджел Брюс, будучи жестким человеком, не мог не нравиться. Любимый брат Брюса был остроумен, обаятелен, обладал уравновешенным темпераментом, так что люди тянулись к нему. Найджел впечатлил Лахлана и на поле боя, сражаясь с такой яростью, какой не видели в его благородных собратьях.

– Я рад видеть вас, - сказал молодой рыцарь, - но, боюсь, что вы здесь ненадолго.

Хотя он говорил тихим голосом, Белла услышала его. Облегчение, наступившее, когда они вошли в ворота замка, прошло.
– Что случилось? – Спросила Белла.