Змей
Шрифт:
Ее муж оформил раздельное проживание, но он слишком много лет обвинял ее, чтобы эти обвинения можно было так быстро забыть. Лахлан никогда не сможет быть ее законным мужем. Позволить Лахлану прикоснуться к себе – это значит стать тем, в чем обвинял ее Бьюкен.
Белла была рада, что Лахлан отверг ее. Рада, что он осознал ошибку прежде нее. Рада, что он излечил ее от любых иллюзий.
Если она и увидела хоть какой-то проблеск доброты в нем, то она ошиблась.
Ее сердце потянулось к нему, когда он рассказал ей о своей матери, но он не хотел или не нуждался в ее сочувствии.
Лахлан
События детства не имели больше для него значения. Ничто не имело для него значения. И хорошо бы ей помнить об этом. Даже если время от времени Лахлан заставлял ее забыть.
Белла глубоко вдохнула, неровное дыхание отдавалось болью в груди. Боль уйдет.
Но этого не произошло. Всю мучительно короткую ночь эта боль горела в груди, а затем в мрачные темные предрассветные часы Белла опять пыталась утишить ее. Когда Лахлан скользнул по Белле взглядом, пока они собирались во дворе, она почувствовала новую волну болезненного жара.
Его равнодушие было как пощечина, что сразу заставило Беллу вернуться к реальности. Лахлан был человеком, ответственным за их - общую– безопасность. Это должно быть ее первой и единственной заботой.
Забавно, что Белла приняла его руководство так легко, так же как неделю назад она настолько сильно сопротивлялась этому. Разбойник Макруайри или нет, но в одном Роберт был прав: если кто-то мог доставить их в безопасное место, то только он.
Белла доверяла Лахлану свою жизнь, больше ей нечего было ему доверить.
– Держите свои капюшоны надетыми на головы, - сказал Лахлан. – Нам надо слиться с ночью настолько, насколько это возможно.
Грубые и колючие, темно-коричневые шерстяные плащи трудно будет заметить в темноте. Группа будет видна только мгновение, когда они выйдут из ворот перед спуском в водохранилище, но лучше не рисковать.
– Вы готовы?
– спросил он, стоящих перед его глазами женщин и детей.
Чуть помедлив, они кивнули.
Затем Белла услышала звук открывающихся ворот, их открывали медленно и как можно тише. Ее сердце бешено затрепыхалось. Белла смотрела на бледные, встревоженные лица вокруг нее и понимала, что она была не единственной, кому было страшно.
Здесь были все те, кто прибыл накануне вечером: королева, Марджори Брюс, Мэри Брюс, Кристина Брюс и ее сын, Маргарет, придворные дамы, Атолл, Магнус, Уильям, двух других воинов она не знала, и, конечно, Лахлан.
Из прежних спутников - сэр Джеймс Дуглас был отправлен еще раньше с посланием для короля, если его можно будет найти, Робби Бойд и Алекс Сетон остались с Найджелом, чтобы защищать замок.
Когда ворота были открыты, Лахлан быстро проверил обстановку снаружи, а потом выпустил людей. Магнус пошел первым, возглавляя группу. Юный граф начал говорить, но его мать Кристина быстро шикнула на него.
– Ваша очередь, графиня.
Белла оглянулась, понимая, что она была последней. Она кивнула и пошла вниз по ступеням ворот. Белла не слышала
Чтобы использовать естественную защиту, стена крепостного вала была построена на краю крутого, скалистого берега реки, который местные жители назвали последнее прибежище. Крутая, местами обвалившаяся, лестница была вырезана в скале, чтобы соединить замок со старым водохранилищем и домом-колодцем с другой стороны прохода. Они отошли всего на несколько шагов от замка, как уже добрались до входа, прикрытого в течение многих лет куском теперь уже гниющей древесины.
Магнус убрал крышку и очистил проход, чтобы они могли пролезть в отверстие. Уильям повел их вниз по узкой лестнице, встроенной в стену.
Это было немного похоже на спуск в темную яму. К счастью, Белла увидела мягкий свет факелов впереди.
Она сделала шаг внутрь, и прохладный запах мускуса и сырой земли остановил ее. Она помедлила и невольно обернулась назад.
Последний отблеск луны попал на лицо Лахлана и осветил его призрачным свечением.
Белла ожидала ободряющего кивка, нетерпеливого жеста, чего-то. Но совершенно не ожидала увидеть его лицо, болезненно напряженное, с зубами, стиснутыми настолько сильно, что побелел рот, а в его глазах сверкали вспышки того, что могло быть только паникой.
Это выражение мгновенно исчезло, затем на его лицо упала тень.
– Все в порядке, - сказал Лахлан мягко.
– Просто идите медленно. Я сейчас зажгу факел.
Идти было трудно, даже с факелами, и им понадобилось много времени, чтобы спуститься вниз, прежде чем они вошли в сводчатое водохранилище.
Уильям выругался.
– Что такое? – Спросил Лахлан.
– Дверь в туннель дома-колодца. Она заперта.
– Дай мне посмотреть.
– Лахлан пересек помещение, взяв что-то из своего споррана. Белла подошла ближе, пытаясь разглядеть, что это было. Оно выглядело как гвоздь. Лахлан засунул «гвоздь» внутрь отверстия замка, немного повернул и спустя мгновение нажал на открывшуюся дверь.
– Надо было тянуть сильнее, - сухо сказал Уильям.
– Как он это сделал? – Прошептала Мэри в сторону Беллы.
Белла нахмурилась.
– Я не знаю.
Как только дверь была открыта, они прошли в туннель. Когда люди подошли к следующей лестнице, им пришлось подождать несколько минут, пока воины проверяли, что дом-колодец пуст.
Беззвучно, насколько могут семнадцать человек, они вышли из тьмы тоннеля в деревянный дом, полный густой паутины и мусора, а затем на свежий утренний воздух.
– Я не могу найти мою лошадку, - захныкал тихо тоненький голос.
– Я уронил ее.
– От того, как дрожал голос маленького графа, Белла поняла, что мальчик был готов заплакать.
Кристина Брюс опустилась на колени рядом со своим сыном, пытаясь успокоиться самой и в то же время успокоить его. – Может, ты оставил ее в замке?
– Спросила она.
Мальчик покачал головой, слезы стояли в его маленьких глазах. – Она была у меня в спорране.
– Ты доставал ее?
Ребенок кивнул.
– В страшной комнате.