Змей

Маккарти Моника

Лахлан делал вид, что не придает этому значения, но Белла знала, что это не имеет ничего общего с религией или его воинской силой.
– Как долго ты собираешься наказывать себя, Лахлан?
– тихо спросила Белла.

– Я не наказываю себя.
– Лахлан бросил на нее соблазняющий взгляд.
– Или ты не помнишь?

– Я помню, - сказала Белла хрипло. Слишком хорошо. Ее тело горело от воспоминаний.

Лахлан посмотрел на очаг. Пока они говорили, опустилась ночь, и старое каменное здание погрузилось в темноту. Более интимную. Более опасную.

Белле было почти больно, настолько

близко они стояли, и как легко протянуть руки и положить их на его грудь. Голую грудь, в которой затаилось дыхание. Белла никогда не видела ничего столь великолепного. Крепкое телосложение, полученное в результате многих лет владения мечом, каждый дюйм его слегка загорелого тела был отточен до совершенства. Широкоплечий, руки обвиты лентами мышц, ни грамма лишнего жира на твердых плоских мышцах его груди и мышцах, плотно охватывающих живот и талию. Все ее мысли были о том, как она положит руки на эту грудь и ощутит под ними всю его силу.

Придя в себя, Белла отвела взгляд. Глаза Лахлана опасно светились.
– Это не очень хорошая идея, Белла.

Мягкое предупреждение в его голосе не давало ей покоя. Белла думала, что будет довольна страстью, но она ошиблась. Ей хотелось большего. Намного большего. Лахлан все-таки любил ее, и Белла собиралась это доказать.
– Почему?

– Мне больше нечего предложить тебе.

Но он уже предложил. Если бы только Лахлан это понял. Белла положила руки ему на грудь, чувствуя, как по ее телу прокатилась волна жара. Молния. Словно она схватила молнию. Ее нервные окончания затрепетали от прикосновения, твердое, горячее тело, обожгло ее ладони. Белла чувствовала, как его мускулы напрягаются под ее пальцами. Она будет за него бороться.

Боже, как она хотела его!

Мышцы на его шее проступили как тугие веревки. Кулаки сжались.
– Это ничего не изменит, - предупредил Лахлан.

Но это уже не имело для нее значения.

Она рискнет. Белла никогда не уклонялась от борьбы, и она не начнет уклоняться теперь. Ни о чем больше не думая, Белла поцеловала Лахлана.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Лахлан опустил ее себе на колени и поцеловал в ответ. Поцелуй его, казалось, доходил до пальцев ее ног, подчиняя каждый дюйм ее тела. Это был поцелуй одновременно жаркий и собственнический, менее яростный и безумный, чем прежде, но такой же страстный.

Белла подчинялась ему. Боже, он знает, как целоваться! Каждое искусное прикосновение его языка, каждая поглаживающая ласка его губ, казалось, были рассчитаны, чтобы впитать ее глубже, выпивая каждую унцию ее удовольствия, сделать ее слабой и мягкой, как тряпичную куклу.

Ее удовольствие. Внутри Беллы вспыхнул шар из тепла. Лахлан заботился о ее удовольствии. Это была не просто похоть - не так, как она это знала. Последним словом, которое она использовала бы для описания Лахлана Макруайри, было нежность. Но когда Лахлан обнял ее и поцеловал, Белла почувствовала именно нежность.

Она обвила руками его шею, приникла к нему,

прижавшись грудью к его великолепному телу. Телу, каждый дюйм которого был таким же твердым и непреклонным, как и выглядел, только гораздо горячее. Белла чувствовала все, ее тонкая рубашка была ничтожной преградой. Но каково было бы почувствовать его кожу своей? Чувствовать, как ее соски трутся об это горячее стальное тело?

Белла позволила своим рукам скользить по его широким, мускулистым плечам, спуститься вниз по выпуклым мышцам его рук. Ее пальцы сжались, бессознательно проверяя его твердую силу. Мускулы Лахлана от напряжения перекатывались под кожей.

Белла вздрогнула, глубокий женский трепет удовольствия пробежал по ее телу. Быть настолько одержимой горой мускулов - неважно насколько впечатляющих - было на самом деле довольно низменным, по ее мнению. Но было что-то очень возбуждающее в его физической силе. В человеке, который был создан не только для того, чтобы нападать, но защищаться и защищать.

Белле нравилось то, что она чувствовала. Как ее обхватывают эти большие руки, вся эта твердая гора мышц, которые мягко качали ее в своей колыбели.

Одна рука собственнически сжала ее ягодицы. Лахлан прижал ее ближе, притиснул к себе, и позволил Белле почувствовать, насколько он хочет ее.

Если размер что-либо значил, то Лахлан хотел ее очень сильно.

Действительно сильно.

Белла извивалась в его руках. Стонала. Тепло скапливалось между ее ног при глубоком осознании того, насколько хорошо ей будет.

Лахлан застонал, и от этого звука завибрировали ее пальцы. Его рука скользнула по ее волосам, чтобы наклонить ее голову и выгнуть ее. Белла широко открыла рот. Выпивая его. Встречая медленные, настойчивые движения его языка своим.

Они тонули в тепле, в желании, друг в друге. Белла хотела, чтобы это никогда не закончилось.

Лахлан понимал, что это не очень хорошая идея, но он не мог перестать целовать Беллу. Она была такой приятной на вкус.

Похоть, напомнил он себе. Это только похоть. Это напряжение в груди, эта волна тепла, охватывавшая его каждый раз, когда он смотрел ей в глаза, острая потребность доставить ей удовольствие не имели в виду ничего иного.

Лахлан всегда умел доставить удовольствие женщине. Он понял, что если мужчина доставит женщине наслаждение, то она тоже доставит ему удовольствие. Большое удовольствие. Но никогда это не казалось таким жизненно важным, и никогда женское удовольствие не увеличивало его собственное.

Это ничего не значило, снова сказал себе Лахлан. Чтобы доказать это, он поцеловал Беллу сильнее. Позволил своему языку погрузиться в восхитительные глубины ее рта. Позволил своим рукам скользить по каждому дюйму ее невероятного тела.

Белла была такой нежной. С изящной и тонкой талией и спиной, но с щедрыми изгибами груди и бедер.

Лахлан стал действовать медленнее, попробовав вес одной из ее грудей в своей руке и смакуя головокружительное ощущение, удерживая эту мягкую, пышную плоть. Мягко сжав, он ласкал затвердевший сосок большим пальцем, пока его язык медленно, лениво кружил у Беллы во рту.