Змей

Маккарти Моника

В его чресла хлынул поток жара. В своем безрассудном гневе Белла была самым соблазнительным, самым невероятным существом, которое когда-либо видел Лахлан.

– Прекрати это, Белла.
– Лахлан попытался отстранить Беллу, но ее рука крепко держала его.
– Это не то, чего я хочу.

Белла презрительно засмеялась, в руке у нее было твердое доказательство противного. Она погладила его твердую длину. Белла придвинулась к нему ближе, скользнув языком по нижней губе, как голодная кошка.
– Тогда как насчет моего рта, Лахлан?

Это тебя убедит?

Он заслужил это. Лахлан наговорил ей так много, но он солгал тогда и уверен, что, черт возьми, сейчас он этого не хотел. Ну, по крайней мере, не так.
– Нет, черт побери...

Лахлан застыл, когда Белла опустилась перед ним на колени и яростно начала развязывать его брэ. – Господи, Белла, остановись! Не делай этого!

Но его протест был ослаблен тем, что она с ним делала. Ее рука была на его члене, поглаживая его, сжимая его со смелостью, которую она никогда не показывала раньше.

Неправильно. Знание вспыхнуло, как мерцающая свеча в голове. Он должен оттолкнуть ее. Это не правильно.

Но, Боже, как же хорошо. Лахлан не мог сдержать стон, когда жар вспыхнул в паху. Член набух. Пульсировал. Пульсировал в ее интимной хватке.

Неправильно. Лахлан схватил руку, которая обхватила его, судорожно прервав чувственное движение.
– Черт возьми, Белла, остановись!

Белла посмотрела на него, ее золотистые волосы сверкали пылающим ореолом в свете факела. Член резко дернулся в ее руке. Каждый мускул напрягся от ее прикосновения. Эти раскосые, широко расставленные глаза, пухлый, чувственный рот всего в нескольких дюймах...

Ее глаза сузились. Лахлан знал, что она собирается делать. Предположение пронеслось сквозь него в горячем порыве, запульсировало в головке члена. Лахлан мечтал об этом. Это могло быть неправильно, но он мечтал об этом.

Белла лизнула его. Господи, она вытянула свой маленький розовый язык и лизнула его. Колени Лахлана подогнулись от волны чистого удовольствия, и он должен был схватиться за деревянный столб, чтобы удержаться. Порыв горячих ощущений не отличался от того, что он когда-либо себе представлял.

Должно быть, он издал какой-то звук, потому что ее губы изогнулись в медленной чувственной улыбке.
– Я так и думала.

Белла задержала его взгляд, ее крошечная рука кружилась вокруг него. Сердце Лахлана остановилось, у него перехватило дыхание, мышцы напряглись в ожидании, когда ее губы медленно двигались вдоль его члена. Скажи ей нет. О Боже…

Она взяла его в рот. Глубоко в свой теплый рот. Ее мягкие розовые губы плотно облегали его. Это была самая эротическая вещь, которую он когда-либо видел. Его темные фантазии оживали.

Лахлан знал, что должен оттолкнуть ее. Если бы он был наполовину таким, каким хотел казаться, он бы это сделал. Но любой дальнейший его протест

потерялся в бездумном состоянии чувственного забвения.

Белла приняла его безжалостно, беспощадно, каждое движение было рассчитано на то, чтобы поставить его на колени. Движения теплых губ увлекали его все глубже и глубже в горячую пещеру ее рта, ее язык кружил вокруг головки его члена, мягкая рука на его основании мягко сжималась...

Это было невероятно. Сногсшибательно. Белла точно знала, как лизать его, как сосать его, как сделать его безумным от наслаждения. Как она узнала...?

О, черт. Он знал как.

Лахлан напрягся и отшатнулся. Возможно, он нашел бы в себе силы остановить Беллу, но она обхватила руками его бедра, увлекая его еще глубже. Она сосала его сильнее. Быстрее. Выдаивала его губами и языком. Не давая ему пощады.

Давление у основания его позвоночника усилилось. Ощущения были слишком сильными. Лахлан уже не мог сдерживаться. Он приближался. Удовольствие было настолько сильным, что ничто не могло заставить его остановиться.

Он схватил ее за затылок, и прижал к себе, когда он излился в ее горло с яростным ревом удовольствия. Иисусе. Боже. Да. Спазмы волна за волной пробегали через него.

Белла не выпускала его из своего рта, пока не выжала из него последнюю каплю.

Но потом все было кончено. Страсть быстро схлынула, как и появилась, оставив его таким же холодным и пустым, как помещение, в котором они находились.

Ее руки упали с его бедер. Ледяной удар воздуха поразил Лахлана, когда Белла позволила ему выскользнуть из теплых влажных объятий ее рта. Чудовищность того, что он сделал, неумолимо жалила Лахлана. Ему было плохо. Ему было так стыдно, что он даже не хотел смотреть на Беллу. Честь? У него ее не было.

Он позволил ей стать для него шлюхой, доказывая все плохие мысли, которые у нее когда-либо были о нем.

Он заставил единственную женщину, которая когда-либо пыталась полюбить его, встать на колени, заставил ее поверить, что это все, чего он хотел от нее. Любой шанс, который они, возможно, получили бы после его возвращения, был утерян.

Но правда была гораздо более горькой. Осознание камнем легло в его желудке. Только когда он опустился до самых глубин разврата, Лахлан признал правду: я люблю ее.

Чувство, которое Лахлан всегда отрицал, когда унижал других за то, что они поддались, выкристаллизировалось в резком осознании массы запутанных эмоций, которые мучили его с самого начала.

Этот голод. Эта жажда. Эта ожесточенная интенсивность эмоций. Эта необходимость защитить ее. Это невероятное желание сделать ее счастливой.

Это мучение.

Это была не просто похоть. Это никогда не было просто похотью. Он любил ее и боролся с ней с самого начала, потому что его чертовски пугало, что она никогда не сможет полюбить его.