Змей
Шрифт:
Лахлан поднял голову.
– Тебе холодно? Я собрал дрова для костра. Это займет у меня минуту...
– Мне не нужен огонь.
– Белла скользнула рукой под его рубашку, чувствуя тепло, которое излучала его кожа, под своими ладонями. Лахлан был достаточно горяч, чтобы согреть их обоих. Белла пробежалась рукой по жестким мышцам его живота. Лахлан втянул воздух, когда мышцы сжались в ответ.
– Ты согреешь меня.
– Я хочу, чтобы между нами ничего не было, - предупредил Лахлан.
Его слова затопили Беллу теплом, и румянец предвкушения
Белла кивнула.
Лахлан начал снимать свою одежду. Белла думала, что должна отвернуться. Но ей было так интересно. Она не была девицей - и не была уже давно. Белла смотрела на него, насыщаясь его видом. Затаив дыхание, она следила, как постепенно его великолепное тело открывалось ее смелому взгляду. Сапоги, оружие, плед, кожаный котун, шоссы и рубашка были отброшены в сторону. Затем его руки потянулись к талии. У Беллы пересохло во рту, когда Лахлан быстро снял брэ, выпуская на волю твердую колонну своей мужественности. В форте было темно, но не настолько, чтобы скрыть его огромные размеры, и напомнить ей, как она его ощущала, когда ласкала ртом.
Белла медленно сглотнула.
– Будешь на меня так смотреть, девочка, и это не продлится долго.
– Лахлан снял свои брэ и отбросил их к остальной одежде.
Голый, возбужденный Лахлан стоял перед Беллой. Каждый дюйм его мускулистого тела, открытого ее взгляду, был великолепен. Белла ему так и сказала.
В ответ Лахлан поцеловал ее. Белла чувствовала, как его пальцы развязывают ее брэ и рубашку - она снова надела мужской костюм перед тем, как отправиться в путь, - чувствовала, как его руки скользят по ее телу, когда он помогал ей освободиться от одежды, но его рот и язык отвлекали ее, и, только когда Лахлан прервал поцелуй, Белла поняла, что она голая.
– Это ты великолепна, - сказал Лахлан, его голос был исполнен трепета, когда его взгляд скользил по каждому дюйму ее обнаженного тела.
Белла покраснела, чувствуя себя странно застенчивой. Она уже стояла обнаженная перед ним, но это было по-другому. Впервые мужское восхищение ее телом не беспокоило ее. Никогда еще мужчина не смотрел на нее с таким благоговением, как если бы она была самой драгоценной и красивой женщиной в мире.
Лахлан протянул руку и нежно сжал одну из ее грудей ладонями, провел большим пальцем по ее затвердевшему соску.
– Я хочу попробовать тебя на вкус, Белла.
Она вздрогнула от хриплого обещания в его голосе.
Лахлан наклонился, нежно поцеловав ее сосок. Белла застонала, наполовину от удовольствия, наполовину от протеста от слишком мимолетного прикосновения.
Лахлан провел пальцем по изгибу ее набухшей груди, по ее животу, глазами следя за пальцем.
Лахлан снова поцеловал ее грудь. Обводя сосок длинными ленивыми прикосновениями языка, в то время как его руки продолжали испытывать ее чувства, скользить, дразнить, вести трепещущую дорожку вдоль ее живота и бедер, пока они, наконец, не оказались между ее ног.
Лахлан отпустил ее сосок, и смотрел Белле в
– Ты уже влажная для меня?
Белла застонала, прижимая бедра к его руке, молча умоляя его прикоснуться к ней и проверить самому. Но Лахлан пока не делал этого. Его рот скользнул по ее животу, прокладывая дорожку из легких поцелуев, следуя по пути, проложенному его руками.
– Я хочу попробовать тебя прямо там.
– Лахлан сжал пальцами средоточие ее женственности.
О, Боже. Ее дыхание ускорилось в ожидании, поскольку она поняла, что он собирался сделать. То, чем он так грубо угрожал раньше.
Она должна остановить его? Конечно, она должна остановить его. Но ее тело дрожало, пульсируя от жажды. И ее бедра — ее бедра не могли оставаться неподвижными.
– Ты доверяешь мне?
Голос Лахлана был хриплым, в нем было обещание, темное искушение, слишком сильное, чтобы сопротивляться.
Белла могла только кивнуть. Слова уже не складывались. Ожидание барабаном гудело в ней.
Лахлан опустил свою темную голову между ее бедер, обхватив ее ягодицы, чтобы приподнять бедра и прижать их к своему рту, все это время удерживая ее взгляд.
О Боже.
У Беллы уже не было сил уклониться от такой интимной ласки. Но грешность, распутность, порочность происходящего только усугубляли возбуждение.
Лахлан, казалось, ждал какого-то ответа. Или, может быть, он просто продлевал ее агонию.
– Позволь мне любить тебя, Белла.
А потом он это сделал. Целовал ее. Ласкал ее языком. Ласкал ее губами, пока Белла не забыла свое имя. Пока она не подумала о том, насколько изысканной была эта пытка, Лахлан продолжал мучить ее. Пока невероятные ощущения не стали слишком сильными.
Белла никогда бы не подумала, что может быть такое. Давление его губ. Удар его языка. Трение щетины по чувствительной коже.
Белла извивалась. Стонала. Трепетала.
Лахлан довел ее до высшего наслаждения, а затем еще раз. Белла закричала, когда удовольствие волна за волной накатывало на нее.
Лахлан оказался внутри нее. Наполнил ее. Брал ее размеренными, нежными ударами. Кожа к коже. Их тела плавились в слиянии тепла и страсти.
Но когда Белла посмотрела Лахлану в глаза, она поняла, что это было нечто большее.
Это было идеально. С каждым медленным, проникающим ударом Белла чувствовала его любовь к ней. И когда, наконец, они достигли пика вместе, она снова услышала эти слова, эхом отзывавшиеся у нее в ушах.
Любовь и счастье, которые ускользали от нее так долго, наконец, были у нее. Белла наслаждалась каждым мгновением радости, осознавая, как трудно ей это досталось.
Спустя несколько часов, после того, как Лахлан развел огонь, накормил ее и снова занялся с ней любовью, Белла спала в его объятиях, впервые за много лет чувствуя надежду, которую обещал завтрашний день. Рядом с Лахланом у нее все будет хорошо.