Змея
Шрифт:
А что такое случилось, думает она прямо в синеву, но там ответить некому. Там нет ничего, кроме пустоты. Успокоившись, она закрывает глаза и понимает, что если позволит небу поглотить себя, то с ней уже ничего не случится. Но в глубине души она и сама знает, что надежда тщетна. Надежда похожа на трусливого плясуна на канате, который думает, что спасется от головокружительной высоты, если зажмурится покрепче. Ведь теперь у нее внутри живет зверек с острыми зубками и сгрызает все на своем пути, она спрятала его в коробочку, но на хрупких стенках уже видны следы укусов. Тогда она второпях засовывает коробочку в другую, побольше, но зверек все грызет и грызет, и тогда она берет
В конце концов ей приходится встать со стога сена, потому что запас коробок заканчивается с пугающей скоростью. Она стряхивает с костюма прилипшие соломинки и достает из сумочки зеркальце, но зверек вот-вот вырвется, и она убирает зеркальце обратно, так и не решившись взглянуть на свое отражение. Вместо этого она запрокидывает голову и вглядывается в плывущие в сторону солнца облака, у которых появились черные рваные края. Одно из них, самое темное и грозное, внезапно ударяет кулаком солнцу в лицо, становится темно, и Ирен кажется, что пошел дождь.
Она идет к дороге, почти переходя на бег, ноги проваливаются в мягкую, податливую землю. В голове мелькает мысль — нужно где-то спрятаться, она мгновенно принимает решение и испытывает огромное облегчение. Не успев пробежать и нескольких метров, она понимает, что снова себя обманывает. Зверек на месте, продолжает грызть ее изнутри. Он уже пробился через целый слой шкатулок, картонок и коробок и победоносно бьет хвостом в освободившемся жизненном пространстве. Да и дождь так и не начинается.
Она почти добегает до колючей проволоки, и тут на дороге появляется велосипедист. Он движется в ее направлении, виляя по всей дороге широкими восьмерками, то ли как человек, у которого слишком много свободного времени, то ли как не вполне трезвый. Отчаянная надежда придает ей сил, она падает на колени, быстро проползает под проволокой, спускается в кювет и видит, что велосипедист — мальчишка-посыльный. Худощавый, долговязый, в переднике в голубую полоску. Он что-то насвистывает себе под нос, то и дело отбрасывая со лба светлую челку, которая все равно упрямо лезет в глаза. Парнишка заметил девушку и теперь не сводит с нее глаз, а велосипед продолжает выписывать восьмерки по дорожному полотну, иногда кажется, что им с велосипедом надо в разные стороны. Прицепленный к багажнику ящик совершает опасные пируэты на резких поворотах, но велосипедист ловко подправляет его ногой, и тот не переворачивается. Мальчишка — просто воплощение дисциплинированной беззаботности.
Она вылезает из кювета и привычным движением накрывает острозубого зверька коробкой попрочнее. Посыльный еще не поравнялся с ней, и она становится у обочины спиной к кювету и замирает, будто ждет автобуса на остановке. Он обрывает веселый свист на полуфразе, и тот стихает, словно подстреленная посреди песни птица. Мальчишка элегантно притормаживает ногой и останавливается прямо около нее. Разворачивает руль в ее сторону, и велосипед внимательно смотрит на нее, словно опустивший рога бык.
Когда Ирен решается взглянуть ему в лицо, оказывается, что он совсем не такой, как она ожидала, и девушка совсем теряется. Может быть, я даже краснею, проносится у нее в голове. Мальчишка еще совсем юный, просто издали казался высоким, потому что на велосипеде до упора поднято седло. Да он вообще намного младше меня, лихорадочно думает она.
Мальчик говорит «привет» и смотрит на нее с прищуром, хотя стоит в тени. Потом быстро шарит по карманам в поисках спичек и сигарет, чтобы скрыть замешательство, и худое лицо заливается краской,
Наконец он все-таки находит в левом кармане штанов видавшую виды сигарету. Поиски заняли какое-то время, потому что он точно знал, где она лежит, и специально полез в этот карман в последнюю очередь. Наконец он вынимает из другого кармана помятый коробок спичек, пытается злобно ухмыльнуться и прикуривает, прикрывая спичку рукой.
Майвэген, задумчиво повторяет он, дымя прямо в сторону солнца, и теребит свободной рукой ржавый звонок. Майвэген куда-то в ту сторону, кивает он головой на дорогу, по которой Ирен пришла сюда. Она смотрит на асфальтовую дорогу, которая будто бы лежит и загорает на солнышке, а солнце тем временем снова поднялось на ноги после нокаута и жарит, как прежде. Она видит, что указатель рассеянно показывает на островок в море асфальта. Какой островок все-таки маленький, думает она, и ей кажется, что все происходит во сне между тогда и сейчас.
Мне, кстати, и самому туда надо, говорит мальчишка, набрав полный рот дыма и медленно выпуская его сквозь зубы, можем вместе пойти. Он запрыгивает на седло и привычным движением натягивает фартук на коленки. Она замечает, что фартук испещрен темными, почти черными пятнами крови, расположенными равномерным узором. Мы можем вместе пойти до Майвэген, упрямо повторяет он, и она слышит, что он так говорит, просто чтобы произнести вслух слово «мы». Он пробует слово на вкус, растягивая его как можно дольше. Она думает, как же это трогательно, по-матерински так думает, и, чтобы сделать ему приятно, говорит: ну тогда пойдемте.
Ей приходится почти бежать бегом, чтобы не отстать от него. Сев на велосипед, он словно берет на себя ответственность: делает важное мрачное лицо, приподнимает верхнюю губу, передние зубы блестят, как у лошади, и видно, как он крепко сжимает ими сигарету. Она обращает на это внимание, вприпрыжку идя рядом с ним, и ее до слез трогает его удивительная неуклюжесть.
Он поглядывает на нее, но очень неуверенно и как бы украдкой. Вынимает сигарету изо рта, тушит большим и указательным пальцем, запихивает окурок в карман фартука. И говорит куда-то в воздух, будто в микрофон, мрачно и сухо, даже немного раздраженно: работа у меня отвратная. Приходится гонять через весь Эншеде с этим ящиком. А иногда крутить педали до самого Эрставика. Вчера какая-то старуха в Стювста позвонила, что, мол, отбивных ей надо — будто в Стювста свиней нет! Но когда дорога такая длинная, можно ехать не спеша, искупаться да прокатиться с ветерком. Так вот и езжу туда-сюда целыми днями. Но скоро небось и станнер дадут.
Дорога превращается в марш-бросок, велосипед катится веселее, и теперь ей и правда приходится бежать рядом. Он разговаривает наперебой с самим собой, как трубач, которому приходится дуть в трубу, пока не кончится воздух, но последнюю фразу он произносит с таким напором, что она понимает, как ему хочется похвастаться.
Главное, пусть продолжает говорить, думает она, задыхаясь, и тогда мне не будет одиноко, а зверек спрятан за такими мощными стенами, что упрямый скрежет его зубок почти не слышен. Ах, значит, станнер, говорит она, сделав многозначительную паузу.