Золотое дно (сборник)

Личутин Владимир Владимирович

ба, — почему-то волнуясь, постучал дядя Кроня себя

по загривку.

— Тогда и помолчите. Языком-то мелете через свою

необразованность, а сами не знаете, чего мелете. Толь­

ко людей в обман вводите. Чего люди могут подумать

через ваш язык?

— А ты откуда такой выискался? Ну-ко, дай погля­

деть... Ему и не укажи. Простите, пожалуйста, Федор

Максимович, за оскорбление.

— «Прости, прости»... Сначала наговорите черт зн а­

ет что, а после и

«прости». Мне про себя не доклады^

вать, про меня люди скажут, — отмякая голосом, впер­

вые обернулся Федор Понтонер, всмотрелся в свояка,

в его посеревшее от неожиданной обиды лицо, в по­

трескавшиеся оплывшие губы, в коричневую рваную

метину под правым соском и снова подумал: «Зараза,

зачем приехал? Душу мою травить? А я ничего не пом­

ню, и ничего не было, понял? И не подох ведь...»

— Свинаря как не знать, — загораясь непонятной

ответной злобой, сказал дядя Кроня, еще не призна­

ваясь себе, что безотчетно ненавидит Федьку Понтоне­

ра, может, и за тот детский случай, когда отец выпорол

безвинно, но это было давно, забылось уже; а может,

за бедования сестры Лизки, но тут и он, Кроня С олда­

тов, промашку дал, оставил сеструху без пригляда; иль

за этот навязчивый липкий взгляд, которым Понтонер

вроде бы что-то хочет выпытать, о чем Кроня и не ве­

дает... Но одно он знал точно, что Федькина рожа ему

определенно не нравится, раздраж ает и постоянная

ухмылка на морде: «Ишь, гад, еще и ухмыляется».

— Ну и гусь! — ошалело повторял Кроня Солдатов.

— Д а, «гусь», но в плену не сидел и орден имею.

— Поди ты прочь-ту!.. У меня-то во где звездочка

сидит, каждый день гудит да светит... Лучше расскажи,

как ты выжил? — пришел в себя Кроня, потирая раз-

нывшуюся грудь. — Ж аль, что когда поп тебя крестил,

дак не утопил. Тюх-тюлюх!

245

— И ты ничего не знаешь? — спросил Федор Пон­

тонер, замирая душой.

— Не, а чего?

— Ну тогда и гуляй. Солнце высоко, — сказал по-

мальчишески насмешливо Понтонер, облегченно отмя­

кая душой, легко вскочил со ступешки, сухонький, по­

хожий на подростка, взглянул в небо, присвистнул,

сбил на затылок колпак, вскинул топор на плечо, и вы­

шел на угор, и там затю кал по бревну, осыпая траву

мелкой янтарной щепкой.

КАК ОН ВЫЖИ Л?

Федору Чудинову с войной повезло, в этом прилюд­

но признавался он: «Уцелел, в двадцать миллионов не

попал — земля им пухом, героям; к смерти положенной

сам

иду неторопким шагом, дом е с ть — полная чаша,

и умом не обижен. Чего еще желать, если не гневить

судьбу?».

Но втайне Федор Чудинов часто размышлял и по­

лагал, что с войной ему не особенно пофартило, а осо­

бенно тосковал он и раздраж ался, когда о полковни­

ках читал иль генералах, сразу же дату их рождения

отыскивал и со своею сравнивал, и тут каждый раз

выходило, что и он, Федор Чудинов, мог быть тем с а ­

мым генералом иль, на худой конец, полковником.

И тогда он печалился еще больше, садился посреди

горницы на табурет, ставил на костлявые колени гро­

моздкий баян, обласкивал его холодные перламутровые

шишечки и долго давил на одну нижнюю кнопку, вы ­

таскивая из мехов писклявый занудный звук, под ко­

торый думать и вспоминать было легко.

...Тогда от саперного батальона, который готовил

прорыв, осталось в живых тринадцать человек (уж

больно несчастливая циф ра), а из них два понтонера:

ефрейтор Степан Ж вакин, по прозвищу Сеня Ножик,

и рядовой Федя Чудинов, еще без всяких прозвищ, н а­

град и чинов боец, ибо неделю назад он только прибыл

в батальон и ничего заслужить не успел. Он даж е войны

не успел испугаться, потому что их самоходный понтон

подбило на этой стороне в самом начале прорыва, и

Степан Ж вакин, и рядовой Федя Чудинов остались как

216

бы не у дел и без прямого начальства. Все понтоны спе­

шили через реку Великую и обратно за новым живым

грузом; одни добирались до огнедышащего берега, дру­

гие оставались на дне реки, — и еще неизвестно было,

кому больше повезло.

А эти тринадцать человек, остатки саперного б а­

тальона, спасаясь от смерти, вырыли под уцелевшими

штабелями бревен одну общую нору, зарылись в ней,

как кроты, прижавшись друг к другу и еще плохо сооб­

раж ая, что к чему, потому как вне штабелей все переме­

шалось и перепуталось. Где-то шел бой, замирал и

вспыхивал с новой силой, где-то кого-то окружали и

убивали; а потом и те, кто ушел за Великую, и те, кто,

выполнив очередную задачу, остались на этой сторо­

не, — раненые и умирающие, телефонистки и санитары,

кухни, обозы и прачечные — все вдруг попало в мешок.

Немец переправился севернее деревни Бороухи и юж­

нее ее завязал этот мешок огнем и смертью. Так было