Золотое дно (сборник)
Шрифт:
ж ался к земле, стараясь раствориться, исчезнуть в ней.
Его последние, как ему казалось, секунды длились
вечно, Чудинов еще никогда не жил таких длинных се
кунд, он даж е успел спросить как бы самого себя: «И
это все?..»
Первый взрыв раздался в стороне, а второго Чуди
нов уже не расслышал...
У Степана Ж вакина грамоты было два класса, вой
ну он воспринял, как нужду, которую нужно пережить,
и за полтора года научился не только хорошо наводить
переправы
но и укрываться от смерти. Степан Ж вакин после вой
ны хотел рубить избы, завести семью и настроить кучу
детей. И когда свои бомбы неожиданно пошли на Ж в а
кина, он закричал, стервенея:
Сволочи, куда лупите? Глаза-то разуйте! Федька,—
Федька, ты-то куда? Ложись, сволочь!
И Ж вакин посунулся на дно окопа, встал на колени,
твердо упершись локтями в жидкую, кислую землю, а
ладонями прикрывая голову. И когда рвануло совсем
рядом и земля, встав на дыбки, пыталась похоронить
Степу Ж вакина в своем чреве, он, подавляя в ушах не
стерпимый звон и тошноту в животе, подставил плывуну
костистую спину... Потом сидел ошалелый, мотая голо
вой, вы царапывая из глаз песок и слушая недальние
взрывы. Вспомнил о Чудинове, крикнул сторожко, не
высовываясь из окопа:
— Эй, Федька, как ты там? — но парень не откли
кался, и Ж вакин добавил уже как бы сам себе, озабо
ченный тревожным молчанием: — Скотина тоже. Понес
какой-то леший, а сейчас уродуйся с ним.
Самолеты освободились от груза и улетели, оставив
в Бороухах огонь и суматоху, а Степа наконец-то пришел
258
ному полю, тихо окликая: «Федька, эй ты?», потом, от
кинувшись на бок и слушая постоянный нудный звон
в голове, стал саперной лопаткой вынимать землю, по
ка не наткнулся на Федькины ноги. Ж вакин откапывал
Чудинова и все говорил, говорил, поминутно огляды
ваясь но сторонам и подавляя страх:
— Ну кто ж е так делает, разве можно в окопе плаш
мя падать? Ну кто так поступает? Землей придавило—
и капут. Ну хорошо, я привелся, а могло и не быть...
Эх ты, командир полка — не видал пинка! Вояка хре
новый, возись тут с тобой. На колешках надобно стоять,
на колешках...
А Чудинов леж ал, плотно прижавшись к земле, слов
но прислушиваясь, как дышит она. Ж вакин перевернул
Федьку, смахнул с лица землю, прислонил ухо к груди
и услышал, как далеко-далеко бьется слабое сердце,
значит, парень еще
Но Чудинов вернулся в сознание лишь под вечер, он
пробовал шевельнуться и не мог. А Ж вакин рядом пе
реживал: ведь убираться надо, к своим попадать; по
тому он то и дело тормошил Федьку, которого, видно,
здорово контузило. А когда тот пришел в себя, жалобно
стал упрашивать:
— Ты слышь, Чудинов, как там, а? Ну ты попро
буй, а?
Но Федька безразлично молчал, облизывая языком
пересохшие губы, порой бестолково водил глазами по
рыжим стенкам окопа, вглядывался в тускнеющее небо,
и Ж вакин понял, что с таким Федькой каши не сва
ришь. Степа взял винтовку на грудь и шеей ощутил
скользкую тяжесть ремня, потом присел на корточки,
осторожно надвинул Чудинова себе на спину и, кряхтя
от натуги, поднялся. Федька был не сырой телом, он
ладно распластался на спине Ж вакина, но Степа-то на
голодался, да и не богатырь он — всего шестьдесят
пять кило весу, и потому с каждым шагом все неровнее
казалось ему земля и упрямее молчаливый груз.
«Хоть бы слово живое сказал. Ишь, расселся. «Воен
ным буду!» — мысленно передразнил он Чудинова, по
давляя нарастающую неприязнь, а тут еще винтовка
надоедливо елозила по животу, Степа совсем осоловел
от усталости, ему так мечталось добраться до своих,
9*
259
и просто поболтать с ребятишками, ну а там уж куда
пошлют — на то она и война... Но он дотащил Чудино
ва до перелеска и сам полежал, отходя на волглой ж ест
кой траве, как пропащая старая лошадь, потом пере
силил усталость, сломил молодое деревце, расстелил
па рогатых ветках шинель, заволок на нее Чудинова и
вновь побрел заиндевелой опушкой, хрипя нутром и
быстро наливаясь жаром.
Когда Степа поволок Чудинова по кочковатой зем
ле, Федька как-то сразу ожил, только ноги его были
вялы и непослушны. Отдавшись страшным мыслям, Ч у
динов забыл о подвигах и обо всем на свете и лишь мыс
ленно торопил Ж вакина, подгонял его, каждый раз тре
вожно замирая душой, когда Степа останавливался пе
редохнуть: «Ну ты, давай, ну-ну... Господи, не бросил
бы только! Ведь никто не узнает. Сгниешь тут, как п а
даль...»
8
Д ядя Кроня был грустен и тускл лицом, щеки его
неожиданно одрябли, стали пористыми, в глаза он ни