Золотой ребенок Тосканы

Боуэн Риз

Ренцо так и сделал. Я наклонилась, чтобы поднять предмет, лежащий у моих ног.

— Кажется, это картина, — сказала я. Я пыталась поднять ее изо всех сил, но она прочно застряла между дверью и огромной грудой щебня.

— Я не могу сдвинуть ее с места, — сообщила я. — Погоди, я попробую убрать парочку камней.

Но чем больше камней я убирала, тем больше сыпалось вниз, только ухудшая дело. Я рисковала устроить небольшую лавину и оказаться в капкане за этой дверью.

— Не получается…

Я попробовала еще раз высвободить

картину резким рывком и чуть не упала, когда она внезапно подалась и очутилась в моих руках.

— Получилось! — торжествующе закричала я.

— Давай ее мне, — сказал Ренцо.

Я хотела было так и сделать, но внезапно меня охватил страх. А вдруг он только этого и ждал? Сейчас возьмет картину, закроет дверь, и меня никто никогда не найдет. «Это смешно», — сказала я себе. Когда-нибудь все равно придется снова доверять людям. Я просто должна была ему поверить, сделать шаг в неизвестность. Я передала Ренцо картину. И, протискиваясь обратно из-за двери, я услышала его восторженный вздох.

— Мы нашли его, Джоанна! Нашли их прекрасного мальчика.

Глава 39

ДЖОАННА

Июнь 1973 года

Мы отнесли картину туда, где солнечный свет падал на ступеньки.

— О! — выдохнула я и потеряла дар речи. Сияющий ребенок, смеясь, протягивал свои пухлые маленькие ручки к парящим херувимам, — я никогда не видела ничего подобного.

— Значит, они были здесь, — наконец вымолвила я. — Могу поспорить, они спрятали эту картину, чтобы никто не мог ее найти до окончания войны. Они рассчитывали вернуться сюда потом, чтобы спасти ее.

— Да, — кивнул Ренцо. — Совершенно верно. Спрятали за дверью, которая никуда не ведет. В безопасное место, по их мнению. Только кто-то такой же стройный, как ты, мог пролезть туда.

— Безопасное, говоришь? — послышался голос сверху. Козимо стоял на верхней ступеньке, его крепкая фигура закрывала солнечный свет.

— Отец, как ты сюда попал?! — воскликнул Ренцо, пораженный.

— С трудом. Я подъехал поближе на «Лендровере» и поднялся по ступенькам. Просто хотел убедиться, что с вами всё с порядке после землетрясения. — Он говорил спокойно, ровно, но я затаила дыхание. — Принеси мне картину, мой мальчик.

— Она невероятная, отец! Здесь есть и другие картины, но эта — самая красивая из всех, что я когда-либо видел. — Ренцо поднялся на несколько ступеней, вынося картину на свет. — Посмотри. Разве она не великолепна? — Он повернул ее к Козимо.

— Это точно. Потом решим, что с ней делать. А теперь быстро иди сюда.

Я подняла голову и увидела, что в руке у Козимо зажат пистолет.

— К сожалению, юная леди не пережила землетрясение, — пробормотал

он. — Ее же предупреждали, что не стоит лезть сюда. Здесь так опасно!

— Что ты несешь, отец? Убери пистолет! — испуганно воскликнул Ренцо. — Что происходит, зачем ты это делаешь?

— Она задает слишком много вопросов, — ответил Козимо, — и хочет правды о том, что произошло на войне. Почему она задает эти вопросы?

— Я уже говорила. Мне хочется разузнать правду о своем отце, — подала голос я.

— Я тебе не верю. Не было никакого английского летчика. София сбежала с немцем.

— Нет! Ее забрали, потому что ты ее предал! — крикнула я вверх.

Ренцо все еще стоял на полпути между мной и Козимо.

— Это неправда! Я любил ее, — резко ответил Козимо. — Но она отвергла меня, и я взял ее сына из-за моей любви к ней.

— А я думаю, что ты хотел забрать ее землю, — не сдавалась я. — Ты чувствовал себя виноватым и поэтому взял к себе Ренцо.

— Ты говоришь ерунду, — сказал Козимо. — Мальчик, быстро поднимайся ко мне!

— Нет, отец. Убери пистолет. Джоанна не знает ничего, что могло бы тебе навредить.

— Спроси его, кто убил Джанни Мартинелли! — крикнула я, прежде чем сообразила, что было бы умнее промолчать. Мой голос отозвался эхом. — Джанни был единственным, кто знал правду о том, что произошло.

— Какую правду? — потребовал ответа Ренцо.

Я посмотрела ему в глаза, пытаясь решить, стоит ли молчать, могу ли я доверять ему, защитит ли он меня от своего отца?

— Джанни передавал сообщения и следил за всеми, — продолжала я быстро и по-английски. — Он видел расстрел. Он видел, как Козимо предал партизан.

— Нет, это не может быть правдой. Этого не может быть! — не поверил Ренцо.

— Немедленно иди сюда, мальчик! — проревел Козимо. Он размахивал пистолетом.

— Я не позволю тебе ни в кого стрелять, отец! Ты с ума сошел?

— А я не собираюсь терять все, ради чего работал все эти годы.

Я услышала щелчок, затвор пистолета был взведен.

— Нет, — произнес Ренцо твердым голосом. — Были у меня подозрения на твой счет, но я молчал из преданности. Но не сейчас. Ты не причинишь ей вреда. — Он бросил картину и одним махом одолел последние ступени лестницы.

Я подняла картину, когда она съехала вниз. Прекрасный мальчик улыбнулся мне. Я подхватила холст и стала подниматься по ступенькам.

Над головой я услышала глухое ворчание и звериный утробный рык. Ренцо и Козимо боролись. Ренцо был выше ростом, но Козимо — крупнее и все еще очень силен, несмотря на перенесенный инсульт. Ренцо перехватил запястье отца, пытаясь заставить того выпустить пистолет. Раздался выстрел, и пуля срикошетила от стены. Голуби вспорхнули, встревоженные. Ренцо и Козимо боролись, пытаясь удержаться на наклонном полу, то и дело спотыкаясь о камни и балки. Козимо попытался ударить Ренцо о стену, глухо рыча. Тот взвыл от боли, но не отступил.