Золотой ребенок Тосканы
Шрифт:
Он попытался пошевелиться и обнаружил, что не может и пальцем двинуть.
— Мне нужно, чтобы кто-нибудь помог написать мне письмо.
Она коснулась его плеча.
— Всему свое время.
— А вы не скажете, союзники заняли район к северу от Лукки?
— Я не знаю точно, где именно теперь проходит линия фронта. Все, что мне известно, это то, что мы неуклонно продвигаемся вперед, а немцы вовсю отступают. Но может оказаться, что горные районы еще не освобождены. Там пока слишком много снега.
— Мне нужно знать, что с деревней Сан-Сальваторе, — сказал он. — Я хочу удостовериться, что она в безопасности.
—
— Виски с содовой, пожалуйста, — усмехнулся он.
Она рассмеялась:
— Это если повезет.
Она вернулась спустя некоторое время.
— Деревня, о которой вы спрашивали, все еще находится на территории, где идут бои. Она расположена слишком близко к немецкой линии обороны.
— Значит, туда невозможно отправить письмо?
— Боюсь, что нет. Но все надеются, что война вот-вот закончится, по крайней мере в Италии. И если повезет и вы пойдете на поправку, то сможете уехать домой. Вы же постараетесь, а?
Он попытался улыбнуться.
На следующий день к нему подошел американский военный хирург.
— Я старался исправить все, насколько это было возможно, — сказал он, — но ваша нога в отвратительном состоянии. Я так понимаю, это старая рана, которая плохо зажила. Ее придется прооперировать, чтобы удалить осколки костей, и, может быть, сломать заново, чтобы кость срослась правильно. Конечно, лучше будет сделать это в британской больнице, а не здесь. То есть весь вопрос в том, как быстро придет корабль, который сможет доставить вас домой.
Хьюго становился крепче с каждым днем. Ему разрешили сидеть, потом ходить на костылях. Он написал письмо домой — отцу, жене и сыну. Ежедневно он узнавал новости о боевых действиях на фронте и спрашивал, находится ли район к северу от Лукки в руках союзников, но ответы всегда были неопределенными.
Он хотел написать Софии, но не рискнул. Если в ее районе находятся немцы и она получит письмо от английского пилота, это может означать смертный приговор. И поэтому он с нетерпением ожидал хотя бы каких-нибудь перемен.
В середине февраля его отвезли в порт Чивитавеккья и посадили на английский корабль, направлявшийся в Портсмут. Путешествие было долгим и утомительным: им пришлось уклоняться от вражеских кораблей, а затем сражаться с бурей в Бискайском заливе.
Хьюго доставили прямо в больницу в Портсмуте, где ему сделали операцию. Оправившись, он снова написал отцу и жене. И в начале марта получил ответ, но не от членов своей семьи.
Дорогой мистер Хьюго!
Я взяла на себя смелость написать Вам, поскольку в Лэнгли на данный момент нет никого из Ваших родных, кто мог бы ответить на Ваше письмо.
Позвольте мне сказать, что я рада и счастлива, что Вы благополучно вернулись в Англию, а не лежите в иностранной больнице. Я ждала, когда Вы окрепнете и встанете на путь выздоровления, прежде чем поделиться печальной новостью. Ваш отец умер два месяца назад. Его состояние постоянно ухудшалось, и в начале января сильная простуда осложнилась воспалением легких. Полагаю, что сообщение о том, что Вы пропали без вести, немало способствовало его смерти. Мне жаль, что он не дожил до таких радостных новостей:
Итак, теперь Вы официально являетесь сэром Хьюго Лэнгли, хотя я не думаю, что это Вас утешит.
Ходят слухи, что армейский полк может, наконец, покинуть Лэнгли-Холл. Благодарю Бога за это, хотя боюсь, что ужасный беспорядок, в котором они оставляют поместье, будет весьма сложно исправить. Но по всем приметам война скоро закончится. Неужели это стало возможно после стольких лет трудностей и волнений?
Я хотела бы узнать, разрешают ли Вам принимать посетителей, и если да, могу ли я позволить себе навестить Вас? Часть ограничений на перемещение снята. Я привезу Вам хорошей еды, так как полагаю, что Вам нужно компенсировать недостаток сил после того, как Вы долго жили впроголодь. Наша кухарка творит настоящие кулинарные чудеса из того, что приносит имение, хотя я была бы по-настоящему рада не видеть больше пирогов с крольчатиной.
Что же, я не смею Вас больше утомлять, но надеюсь вскоре навестить Вас.
С уважением,
Элси Уильямс, экономка
Хьюго сложил письмо, мысли теснились в его голове. Он нежно улыбнулся воспоминаниям о миссис Уильямс. Когда он рос, ее звали просто Элси или называли новой служанкой и даже молодой нахалкой, и она была так добра к нему после смерти его матери. Пролетели годы, старая экономка ушла на пенсию, и Элси заняла ее место. Всегда добрая и веселая, вот какой он ее запомнил. Не то, что ее полная противоположность — жесткий, строгий и без малейшего чувства юмора дворецкий Сомс.
Затем думы Хьюго обратились к отцу, и он поймал себя на том, что почти не испытывает боли в связи с его смертью. Отец всегда был замкнутым человеком, избегающим привязанностей или какой-либо близости. Долг, честь, правильные поступки — вот что имело для него значение. И теперь он ушел… Хьюго попытался представить себя хозяином поместья. Сэр Хьюго Лэнгли. Это казалось невероятным. «Как София будет смеяться», — подумал он. Если только…
Элси Уильямс пришла повидаться с ним несколько дней спустя. Она выглядела пухленькой, веселой и слишком свежей и молодой для своего возраста, будто война не коснулась ее. Она принесла корзину, полную хорошей еды: заливное из телячьей ножки, пирог с дичью, домашнее вино из бузины, а также банку клубничного варенья из урожая прошлого лета. Она засмеялась, когда вынула это сокровище.
— Мы все пожертвовали свои сахарные пайки за месяц, чтобы сварить его, — сказала она. — Да, хороший урожай был в прошлом году. Мы вместе с кухаркой вымыли и перебрали ягоды. Я постоянно помогаю ей в последнее время, так как у нас нет помощницы на кухне. Даже не подозревала, что мне так понравится готовить.
— Это очень мило с вашей стороны, Элси, — улыбнулся он. — Хотя я должен извиниться. Я должен звать вас миссис Уильямс.
— Только если хотите, чтобы я называла вас сэр Хьюго, — ответила она. При упоминании титула ее лицо помрачнело. — Мне жаль, что я стала вестником плохих новостей о вашем отце. По правде говоря, он сильно сдал за последние годы. И простолюдины, заполонившие дом, его тоже не радовали.