Золотой век
Шрифт:
— О, ваше величество, вы так милостивы ко мне, — опускаясь на колени и припав к державной руке государыни, со слезами произнесла княжна Полянская.
— Бедняжка, мне вас так жаль, вы такая славная, я, право, жалею, что мне так редко приходится вас видеть. А всему виною князь Платон Алексеевич, он никак не может ужиться в Петербурге, любит свою Москву и вас с собой туда тянет; наверное, ему не особенно приятно, что я вызвала вас и назначила сопровождать меня в Крым?
— О, мой папа так много благодарен вашему величеству, он будет счастлив, если вы, государыня, соизволите дозволить ему лично принести верноподданническую благодарность вашему величеству, — делая глубокий реверанс, проговорила княжна.
—
— Когда дозволите, государыня, ему явиться во дворец? — почтительно спросила княжна.
— Завтра вечером в «Эрмитаж», — несколько подумав, ответила государыня.
— Слушаю, ваше величество.
Князь Платон Алексеевич так не благоволил к Петербургу, что каждый раз, уезжая, давал себе слово больше туда не ездить, но его дочь княжна должна была хоть изредка бывать при дворе; князь Полянский не хотел дочь отпускать одну в Петербург, и волей-неволей приходилось ему на время покидать Москву ради дочери, тем более что княжна Ирина Алексеевна по своей старости и слабости уже не могла сопровождать племянницу.
Неприятно было князю Платону Алексеевичу отпускать свою дочь в дальнее путешествие, но все же он принужден был покориться необходимости и почесть за большую честь, что императрица, между прочими фрейлинами, которые должны были ее сопровождать во время путешествия в Крым, остановила свой выбор на княжне Наталье Платоновне.
Княжну вызвали ко двору, с ней поехал в Питер и сам старый князь Платон Алексеевич. Он был благосклонно принят императрицей в «Эрмитаже».
— Вы, князь, вероятно, на меня претендуете, что я увожу вашу дочь, на время ее отнимаю у вас, — со своей чарующей улыбкой проговорила государыня князю Полянскому, принимая его в своей ложе.
— Помилуйте, ваше величество, это такая большая честь и для моей дочери и для меня.
— Я, князь, так привязалась к вашей дочери, она такая милая, мне так жаль ее. Судьба вашей дочери, князь, очень печальна.
— Что делать, ваше величество, надо покоряться судьбе.
— Да, да, ваша дочь никак не может забыть своего друга сердца. А ведь уже прошло много лет, как утонул офицер Серебряков.
— Он не утонул, ваше величество, — тихо и со вздохом проговорил старый князь, опуская свою седую голову.
— Что вы говорите, князь!
Императрица удивилась.
— Истинную правду докладываю вашему величеству. Утонул простой солдат, его и схоронили, приняв за Серебрякова…
— Как, солдата похоронили вместо Серебрякова?
— Так точно, государыня.
— Ведь это было давно?
— Давно, ваше величество; более десяти лет прошло.
— Вы как же это узнали, князь?
— Случайно, государыня; если дозволите, то я все изложу вашему величеству.
— Да, да… только не теперь, князь. Через два дня назначен мой отъезд… А когда я вернусь из Крыма, вот тогда вы мне все подробно расскажете… Это меня очень интересует. Ведь это, кажется, было еще при Рылееве? Так?..
— Так точно, ваше величество, тогда начальником полиции был бригадир Рылеев.
— Теперь мне понятно кое-что… Рылеев был простоват и недалек, хоть хороший и верный служака… Однако, князь, уже начали, пойдемте смотреть балет, он прекрасен, — произнесла государыня и направилась к барьеру своей ложи.
XV
Было 6-е января 1787 года.
Императрица Екатерина Алексеевна в этот день выехала из Царского Села для путешествия в только что присоединенный к России Крым.
Маршрут государыни шел через Смоленск и Новгород-Северск в Киев; там решено было дожидаться вскрытия рек и потом уже продолжать путь в Херсон и Крым.
Накануне отправления в путь государыни приглашены были во дворец Царского Села иностранные посланники.
Во время выезда
Иностранные посланники, сопровождавшие в путешествии государыню, удивлялись прекрасной дороге, быстроте движения и великолепному освещению пути.
«Мы ехали по огненному пути, свет которого был ярче солнечных лучей», — так писал, между прочим, свидетель этого великолепного путешествия, граф Сегюр, французский посланник.
Важнейшим из русских сановников, сопровождавших императрицу, был граф Безбородко; он состоял в это время главным исполнителем повелений ее величества. Императрицу также сопровождали следующие вельможи: граф Чернышев, обер-камергер Шувалов, обер-шталмейстер Л. А. Нарышкин, граф А. И. Шувалов, ген. — адъют. Ангальт, Стрекалов, А. М. Дмитриев-Мамонов, Левашев, Баратынский, Чертков, Храповицкий, Львов, лейб-медик Роджерсон и другие вельможи и несколько гвардейских офицеров.
Приближенные к государыне фрейлины и кавалерственные дамы — графини Браницкая, Скавронская, камер-фрейлина Протасова, камер-юнгфера Перекусихина; в числе фрейлин находилась и княжна Наталья Платоновна Полянская.
Из иностранцев, которые сопровождали государыню Екатерину Алексеевну, самое видное место занимали римскоимператорский посол граф Кобенцель, английский министр Фицгерберт, французский министр граф Сегюр (последним составлено подробное и чрезвычайно любопытное описание этого путешествия) и другие важные иностранцы.
Такое множество лиц свиты императрицы требовало повсюду множество лошадей, большое число квартир, разного рода удобств, все это сопряжено было с необычайными хлопотами, что видно из следующего случая. На одном ночлеге Марью Саввишну Перекусихину поместили в комнату, наполненную чемоданами и дорожными припасами. Государыня, войдя к ней, с сожалением сказала: «Неужели ты позабыта!» Сколько та ни старалась ее успокоить, но императрица потребовала князя Потемкина и сделала ему выговор: «Заботясь обо мне, не забывайте моих ближних и особливо Марью Саввишну; она мой друг, чтоб ей так же было покойно, как и мне». «Потемкин был крайне встревожен этой оплошностью» [10] . Число вельмож, окружавших императрицу во время ее путешествия, увеличилось в Киеве: приехали князь Потемкин, герой А. В. Суворов, Каменский и другие лица. Во время путешествий «придворный этикет по возможности был устранен. Строгие формы церемониала на время исчезли. Тем легче путешественники могли наслаждаться прелестью беседы. Из заметок Екатерины, из мемуаров Сегюра, из писем принца де-Линя можно видеть, каким необыкновенным талантом для такого рода бесед отличались и сама императрица, и ее спутники. Несмотря на все это, однако, оказалось невозможным устранить на время йоездки политику. Каждый из собеседников был представителем известных политических интересов и имел определенную политическую программу. Вопросы об Оттоманской Порте, о желании прусского короля Фридриха-Вильгельма II вмешиваться в дела других государств, о печальном положении Франции, приближавшейся к перевороту, занимали всех. Большею частью шутя, путешественники касались этих предметов. Так, например, Кобенцель пользовался каждым удобным случаем для того, чтобы выставлять на вид склонность к коварству берлинского двора; Сегюр старался действовать в пользу усиления влияния Франции в Польше» [11] .
10
Анекдоты, собранные Карабановым.
11
А. Брикнер.