Золотой век
Шрифт:
Во время игры в шахматы князя Потемкина никто не смел отвлекать от игры. Графу Сегюру необходимо было переговорить с Потемкиным; он немедленно отправился в Печерский монастырь и застал «великолепного» князя Тавриды за шахматами. Вельможи, иностранцы и свита князя Потемкина безмолвно стояли и следили за игрой.
Потемкин, увлеченный игрою, по обыкновению не обращал ни на кого внимания. — «Тогда я прямо подошел к нему, — пишет в своих записках Сегюр, — обеими руками взял и приподнял его голову, поцеловал его и попросту
Потемкин все же нахмурился и с неудовольствием спросил, не переставая играть:
— Что вам надо, граф?
— Мне необходимо говорить с вами, ваша светлость.
— После, после.
— Нет, ваша светлость, разговор наш не требует отлагательства, — настойчиво промолвил Сегюр.
— Как это скучно, как скучно! Вероятно, относительно Турции, так что ли? — оставляя игру в шахматы и зевая, спросил Потемкин у графа Сегюра.
— Вы угадали, ваша светлость.
— Ну, говорите, я слушаю. А вы все ступайте, оставьте нас, — князь Григорий Александрович бесцеремонно махнул рукой, давая тем знать находившимся в его кабинете лицам, чтобы они вышли.
Начался разговор французского посланника с князем Потемкиным.
В это время Франция косо смотрела на успех нашего оружия против турок.
Франция опасалась, что Россия совсем уничтожит Турцию.
Политику Франции готова была поддержать и Австрия, хоть австрийский император и считал себя искренним другом императрицы Екатерины Алексеевны; так же и король прусский Фридрих II шел против могущества России на Востоке. Фридрих был сердит на Россию за блестящие победы русского войска в Пруссии при императрице Елизавете Петровне.
— Я немало удивляюсь, граф, ваша нация образованнейшая в мире, а защищает турок, этих изуверов, невежд, — не сказал, а нервно крикнул князь Потемкин, бегая по своему кабинету; разговор с Сегюром волновал его.
— Того требует политика, ваша светлость….
— Политика! политика!… А знаете ли вы, граф, теперь вся Европа в праве обвинить Францию, которая так упорно охраняет варварство и чуму.
— Позвольте, князь, заметить, что неприкосновенность Турции есть необходимость для многих держав.
— Уж если вы хотите сохранить Турцию в Европе, эту варварскую страну, то, по крайней мере, согласитесь, что турок необходимо стеснить в более естественных и приличных им границах, во избежание частых с ними войн.
— Я понимаю вас, князь, — вам нужен Очаков и Аккерман, но, ваша светлость, это почти то же, что требовать Константинополя, — это значит объявить войну! — возразил французский посланник князю Потемкину.
— На это, граф, я вам скажу следующее: если турки на нас нападут, мы их, разумеется, разобьем и возьмем такую контрибуцию, какую захотим.
— Может,
— Да, да, граф, может, скоро наступит то вожделенное время, когда на храме Софии снова засияет святой крест, — христианство победит ислам! «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» — с воодушевлением произнес князь Григорий Александрович.
Излюбленной мыслью Потемкина, до самой его смерти, было завладеть Константинополем и водрузить там вместо полумесяца святой крест.
XVII
В одном из окрестных монастырей древнего Киева, в убогой келье, спасался старец-инок Мисаил, проживший более пятидесяти лет в обители; слава о его святой, подвижнической жизни распространилась далеко за пределы стольного Киева.
Народ шел к старому Мисаилу со своими душевными и телесными недугами.
Для всех у старца-инока было готово слово любви и утешения.
К нему-то за словом утешения и решилась идти княжна Наталья Платоновна Полянская в сопровождении своей подруги Марии Протасовой.
Не без страха и волнения переступили они порог кельи старца-подвижника.
Кроткими и ласковыми глазами посмотрел Мисаил на вошедших к нему в келью благородных девиц.
Обе они подошли к нему под благословение.
— Мир вам, сестрички, — проговорил инок Мисаил, благословляя княжну Наталью и Марию Протасову.
— Откуда вы? — спросил у них старец; по их дорогой одежде он догадался, что гостьи у него важные.
— Из Петербурга, святой отец, — за себя и за подругу ответила Мария Протасова.
— Видно, с царицей прибыли в наш Киев?
— Да, святой отец, мы фрейлины ее величества.
— Так, так… Что же вас, сестрички, привело в мою убогую келейку?
— Спросить, святой отец, духовного совета, что мне делать: у меня был жених и за несколько дней до свадьбы он куда-то исчез. И вот, в продолжение десяти лет, я не получаю от него никакой весточки. Не знаю, жив ли он? Не знаю, как и молиться за него: как за живого или как за мертвого, — печально проговорила княжна Наталья Платоновна.
— Жив человек… Жив твой жених… Молись о его здоровье и обрящешь его, — подумав несколько, проговорил старец.
— Как, святой отец, ты говоришь, он жив? — не скрывая своей радости, воскликнула княжна Полянская.
— Молись, говорю, и обрящешь.
— Господи, какая радость! Твоим словам, святой отец, я верю. Твоими устами говорит сам Бог. Как мне благодарить тебя?
— Не меня благодари, а Господа Бога. И верь, сестричка, что Господь не допустит напрасно погибнуть человеку. Как ни будь сильна кривда-лиходейка, а все же правда-матка ее осилит. Вспоминай своего жениха милостыней и добрыми делами. Твоя милостыня, сестричка, твое добро вернут к тебе и твоего жениха. Надейся на милость Божию.