Золотой век
Шрифт:
— Почему же?
— Какой вы пренаивный человек, господин Серебряков… спрашиваете, почему мы не остановимся в Москве; во-первых, я не имею ни малейшего желания угодить в руки полиции; а во-вторых, я должен поспешить выполнить поручение княжны Натальи Платоновны и отвезти вас в укромное местечко.
— Как, разве княжна вас о том просила?
— Разумеется, и все деньги, которые мне придется тратить на дороге, — это ее деньги.
— Милая, милая, она заботится обо мне, жалеет меня.
—
Повторяем, он так натурально врал, что все его слова можно было принять за непреложную истину.
Серебряков ему верил.
Михайло Волков и Сергей Серебряков ехали очень быстро.
Большой дороги они избегали и ехали по проселочной; кормить лошадей останавливались в таких деревнях и селах, где нет постоялого двора, и ехали большею частью ночью.
В Москву приехали они ночью и ночью же, не останавливаясь, выехали из нее.
А бедняге Серебрякову хотелось хоть ненадолго остановиться в родной ему Москве; хотелось ему также взглянуть на тот дом, где жила его возлюбленная княжна Полянская, и если удастся, то послать ей с кем-нибудь весточку.
Об этом он сказал Волкову.
— Ни на час, ни на одну минуту, — возразил ему Волков. — Я не хочу, чтобы вы и я очутились в руках полиции, — сухо добавил он.
— Мне хочется узнать, в Москве ли княжна Наталья Платоновна.
— Успокойтесь, ваш предмет в Питере. Я это хорошо знаю, да и вы, чай, тоже знаете.
— Когда меня выпустили из крепости, княжна точно была в Питере.
— И теперь там же, потому недели еще не прошло, как вас выпустили из крепости.
Серебряков не стал более возражать своему спутнику, потому и сам согласился, что княжны не может быть в Москве.
«Если бы князь выехал и в один день с нами, и то не мог бы упредить нас. Князь едет слишком медленно», — подумал он.
Проезжая Москвою, Серебряков стал усердно креститься на видневшиеся кремлевские позлащенные главы соборов и монастырей.
— Прощай, Москва родимая, приведет ли Бог меня опять скоро увидать тебя, — тихо, со вздохом проговорил Сергей Серебряков.
Он как был предчувствовал, бедняга, что расстается с Москвой надолго, и, как увидим, далее предчувствие его не обмануло.
XIX
После долгого и утомительного путешествия Михайло Волков, подкупленный Потемкиным, привез злополучного Сергея Дмитриевича Серебрякова в Крым.
Продолжительная, почти безостановочная езда разбила наших путников.
Как ни здоров был Михайло Волков, а все же и он нуждался в отдыхе, а про Серебрякова и говорить было нечего, — его привез Волков в Крым
Они на время сняли себе помещение в татарской деревушке, на берегу моря.
Благотворный воздух Крыма, его чарующая природа — все это скоро укрепило расшатанное несчастьем здоровье Серебрякова; он стал много спокойнее и долгие часы просиживал на берегу моря, любуясь и восхищаясь его картинами.
А между тем Волков пропадал по целым дням и возвращался домой поздним вечером, даже ночью.
И на вопрос Серебрякова, где он бывает, так ему ответил:
— Все хлопочу о деле, государь мой.
— О каком деле?
— Дела у меня разные бывают — теперь хлопочу, как нам отсюда поскорее удрать.
— Куда же спешить, здесь так хорошо, я желал бы навсегда остаться в Крыму.
— А все же долго быть здесь нам нельзя.
— Да почему?
Серебрякову не хотелось уезжать из Крыма, он так его полюбил.
— Опять вопросы да вопросы! Сказано, нельзя нам здесь быть, и вся недолга, — грубо и с неудовольствием ответил Волков.
— Я удивлен — почему?… Ведь тут уж нам бояться нечего.
— Я я говорю, есть чего!… Ты, сударь мой, не чуешь, что и здесь нас схватить могут и привезти обратно в Россию на расправу. Ведь солдаты, что стерегли меня, давно вернулись в Питер и оповестили начальство о нашем побеге. И ты думаешь, теперь нас не ищут? Чай, целую погоню за нами послали, а сыщики, мои благородные сослуживцы, с ног сбились, нас искавши, — говорил Михайло Волков.
— Но здесь нас едва ли отыщут, — пробовал возражать ему Серебряков.
— Не знаешь ты, сударь мой, искусства сыщиков, есть из них такие, что на дне морском отыщут, из могилы выроют.
— Так, стало быть, отсюда уезжать надо?
— Всенепременно.
— Когда же?
— А чем скорее, тем лучше и безопаснее, я уже сторговался с капитаном корабля, и завтра мы уезжаем.
— Так скоро…
— Говорю тебе, чем скорее, тем лучше и для тебя, и для меня.
А спустя часа два-три после этого разговора Михайло Волков вел с одним татарином, торговцем «живым товаром», такой разговор:
— Сказано, сто золотых и ни копейки меньше, — грубо проговорил старику Волков.
— Дорого, господин, высок цена, — возражал и торговался с ним торговец «живым товаром». Довольно сносно говоривший по-русски, хотя и с татарским акцентом.
— Дешево еще беру с тебя, а ты, свиное ухо, не торгуйся…
— А ты не лайся, пес! — татарин освирепел и быстро выхватил из-за пазухи нож.
Но Волков того быстрее ударом по руке вышиб у татарина нож.
— Ты, татарская образина, ножом меня не испугаешь, у меня вот какой есть гостинец для тебя.