Золотой век

Дмитриев Дмитрий Савватиевич

Здесь же в овраге находился родник. Ключевая вода била из горы.

Пелагея Степановна и Таня подтащили старика к роднику и обмыли раны на голове и груди. Эти раны были незначительные. Холодная вода облегчила и освежила Егора Ястреба, он открыл глаза и, увидя около себя жену и Таню, радостным голосом проговорил:

— Слава Богу! Я думал, что и не увижусь с вами.

— Голубчик, Егорушка, да кто же тебя так отделал-то? — со слезами спросила у мужа Пелагея Степановна.

— Подлецы-дворовые

чуть не убили, проклятые.

— Да за что же, за что?

— Молчи, старуха, не время теперь разговаривать, а надо бежать, спасаться, не то все мы попадем в руки к разбойникам.

— Как, разве разбойники в усадьбе? — меняясь в лице, воскликнула Пелагея Степановна.

— Хозяйствуют там, проклятые душегубы. — Ну, пойдемте скорей, всякая минута дорога, разбойники и дворовые проникнут в сад, в беседку, увидят ход в подземелье и бросятся за мной в погоню.

— Куда же нам идти-то, Егорушка?

— В Казань. Авось как-нибудь туда доберемся. Только вот что плохо, пожалуй, скоро не выберешься на дорогу из этого оврага. Ведь, ишь, конца ему не видно. А все же нам надо поспешить. — Ну, идем.

Проговорив эти слова, Егор Ястреб быстро пошел по дну сухого оврага.

За ним направились Пелагея Степановна и Таня.

Между тем разбойники-пугачевцы в усадьбе князя Полянского хозяйствовали, как говорится, вовсю, под командою отъявленного разбойника Чики.

Проводником Чике и его разбойникам служил старик Пантелей.

Все, что поценнее, было вынесено из княжеских хором на двор, а что в глазах разбойников не представляло ценности, было ими уничтожено, изломано.

Из княжеских дворовых Чика приказал никого не трогать, потому что дворовые изъявили покорность и свое согласие «вступить под знамена батюшки Петра Федоровича».

— Уж ты, пожалуйста, ваша енаральская милость, прикажи Ирода-приказчика повесить на горькой осине, — проговорил Пантелей, обращаясь к Чике и низко ему кланяясь. Он не знал, что приказчик спасся через подземный ход.

— А ты, старый леший, не учи меня. Что хочу я, то и делаю!.. А вот прикажу вместо приказчика тебя, пса, повесить! — грозно крикнул на Пантелея Чика.

— Помилуй, за что? — старик побледнел, как смерть, и повалился разбойнику в ноги.

— Спрашиваешь, за что? Отвечу так, здорово живешь… Ну, да ладно, вставай, будет тебе по земле-то ползать. Пошел, тащи своего приказчика на мой суд и расправу!

Старик Пантелей был страшно зол на Егора Ястреба, и был рад выместить теперь над ним свою злобу. Он и несколько дворовых пустились разыскивать ненавистного приказчика.

Но Егор Ястреб был далеко и все их розыски были напрасны.

Перешарили весь дом и все служилые избы, сараи и погреба.

Нигде

не было приказчика, он как в воду канул.

Так ни с чем и пришел Пантелей к Чике.

— Плохо дело! Эх, черти, как это вы выпустили старую ворону? Хотел было вам я устроить потеху, теперь на себя пеняйте, — промолвил Чика в ответ на донесение дворовых, что приказчика нигде они не разыскали.

— Приказчику далеко не уйти, прикажи, ваша енаральская милость, за ним погоню снарядить, — посоветовал робко Пантелей Чике.

— Что же, и то дело!.. Пошли за беглецом моих человек десяток, они на дне морском отыщут приказчика… А теперича, старик, веди меня к тому полоняннику, который здесь в дому сидит под замком. Поглядим, что он за птица такая, — проговорил Пантелею Чика.

— Пойдем, я твою енаральскую милость прямехонько подведу к той горенке, где под замком сидит какой-то княжеский недруг.

Чика, Пантелей и человек пять вооруженных разбойников направились к месту заключения Серебрякова.

LXV

До офицера Серебрякова, все еще находившегося в заключении, дошло, что в Казанской губернии неспокойно: какой-то казак-пройдоха, назвавшись именем покойного императора Петра Федоровича, волнует народ, и мятежные казаки целыми сотнями пристают к нему. Все это сообщала ему приемная дочь приказчика Егора Ястреба.

Таня аккуратно почти всякий вечер влезала на дерево, росшее рядом с окном заключенного и беседовала с ним. Она дня за два до разбойницкого погрома пришла в сад и обратилась к Серебрякову с такими словами:

— Ну, барин, дело-то наше плохо!

— А что такое? — спросил у ней через форточку в окне Серебряков.

— Слышь, шайка разбойников приближается к нашему селу и, сказывают, атаманом у этой шайки самый что ни на есть приближенный к Пугачеву разбойник. В нашей усадьбе большие хлопоты: отец решил дать отпор разбойникам, набрал из села мужиков, дал им ружья, сабли, учит стрелять, с ранней зари до позднего вечера возится с мужиками. Теперь отец спать лег, вот я и пришла с тобой поговорить.

— Еще когда я был в Питере, то слышал про беглого казака Пугачева, который дерзнул назваться священным именем покойного государя, но этому не придавали тогда большого значения. Неужели у Пугачева набралось так много мятежников, что он угрожает даже городам?

— И, барин, у злодея разбойников набралось видимо-не-видимо, он не только города, но крепости, проклятый, в полон забирает.

— Господи, какое тяжелое время! — со вздохом промолвил Серебряков.

— Слышь, барин, царица прислала к нам в Казань что ни на есть первейшего генерала усмирять Пугачева, — по прозвищу Бибиков.