Золотые росы

Васюкова Галина Георгиевна

– Видела?
– спросил он, когда мы немного отошли.

Я молча кивнула.

– Стой здесь и смотри, - прошептал Ленька и побежал к дому. Спустя минуту он вернулся вместе с бабушкой.

– Беги за отцом, - сказала мне бабушка.

Я, не мешкая, побежала в колхоз.

Не пробежав и полдороги, я увидела отца, ехавшего мне навстречу. Рядом с ним в тележке сидел Алексей Иванович - тот самый председатель зареченского колхоза.

– Что случилось?
– взволнованно спросил отец, подхватывая меня и усаживая в тележку.

Я быстро рассказала.

Когда

мы подъехали, то увидели Леньку и бабушку, стоявших неподалеку от дома и наблюдавших за сараем. В руках у бабушки был топор, а у Леньки лопатка.

Отец с Алексеем Ивановичем направились прямо в сарай. Через минуту они вышли, ведя впереди себя здоровенного парня в поддевке. Отец, ощупав его карманы, кивнул Алексею Ивановичу, и тот вернулся в сарай.

– Вот, в соломе нашел, - сказал он, подавая отцу узкий, длинный нож.

– Попался, бандюга, - сказал отец.

Бандит угрюмо смотрел на нас и молчал, потом вдруг схватился руками за живот и застонал.

– Что, угостили?
– не зло, а скорее даже весело сказал Алексей Иванович.
– Будешь знать, как без приглашения в гости ходить... Папаша твой тоже, между прочим, далеко не ушел.

– И того поймали? Где же это?
– воскликнула бабушка.

– Дома, в Заречье, - сказал отец.

– Пришли мы, стучим, - не открывает, - рассказывал Алексей Иванович. Потом открыл и говорит: "Извините, люди добрые, не слышал, как стучали... Зубы болят, всю ночь маялся, только-только задремал..." Смотрим: щека завязана. Сорвали повязку, а у него бровь и вся щека располосована...

– Здорово ты его этой лопаткой!
– смеясь, сказал отец.

Бандит быстро взглянул на Леньку и тут же отвел глаза.

– Что ж, полюбуйся, с кем воевал...
– показывая на нас, сказал отец.

Когда они, посадив бандита в тележку, уехали, Ленька удивленно сказал:

– Вот... какого коршуна поймали!

Через несколько дней в колхозе достроили новый дом, в который перевели правление, а мы переехали в старый. В школу мне было теперь почти рядом, и у нас с Ленькой началась новая жизнь, совсем не похожая не прежнюю.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГРАЧИ КОЛХОЗНЫЕ

НА НОВОМ МЕСТЕ

Дом, в котором мы теперь живем, большой и старый. Если взглянуть на него издали, то кажется, будто он лежит распластавшись на земле, придавленный огромной снежной шапкой. Крыльцо с деревянными ступеньками ведет в темные сени, которые делят дом на две половины. В одной живет колхозный конюх Терентий с семьей. Во второй раньше было правление колхоза, а теперь поселились мы. В нашей половине - дощатая перегородка с ободранными обоями и неизживный запах табака.

– Ну и прокурили!
– ворчит бабушка.

Бабушка, как известно, всегда чем-нибудь недовольна, а нам с Ленькой здесь нравится.

Первым делом мы с ним, обшарив все вокруг, обнаружили, что перегородка раньше была оклеена розовыми обоями.

Когда мы сообщили об этом бабушке, она проворчала:

– Нам-то что толку от этого?

Мы с Ленькой тщательно ободрали уцелевшие розовые клочки с золотистыми

прожилками и припрятали на всякий случай. Стенка стала похожа на старую географическую карту. Сверху в углу я вдруг заметила светлое прямоугольное пятно.

– Смотри, Ленька, и здесь, в конторе, икона висела!
– удивленно воскликнула я.

Отец рассмеялся.

– Здесь портрет Ильича был, - сказал он.

– Зачем сняли?
– надул губы Ленька.

– Он теперь в новом доме висит. Смотрит на всех, щурится, улыбается хороший, мол, дом построили...

– Прокурите и новый, - не смолчала бабушка, распихивая по углам вещи.

Отец сокрушенно развел руками и, подмигнув нам с Ленькой, придавил недокуренную папиросу. Потом они с Терентием втащили в дом бабушкин сундук. Квартира сразу приняла жилой вид, и бабушка понемногу начала отходить. Она пере стала ворчать и деловито распоряжалась, что куда ставить. Мы с Ленькой охотно ей помогали.

Рыска, уже привыкшая к нашим переездам, первым делом отыскала печку и домовито сидела там, жмурясь и равнодушно позевывая.

Закутанную Лилю тоже сунули к Рыске на печь. Она что-то лопотала на своем непонятном языке, и по ее удивленно-радостным возгласам можно было понять, что ей нравится вся эта суматоха.

Наконец все было расставлено по местам, и я, оглянувшись вокруг, радостно сказала:

– Ой, как здорово получилось! Мама приедет в субботу, а у нас уже совсем порядок...

Чтобы еще больше удивить маму, мы с Ленькой распотрошили старые журналы и, вырезав из них картинки, наклеили на ободранную стенку.

Мама и в самом деле была удивлена. Войдя в дом и взглянув на нашу работу, она всплеснула руками и расхохоталась. Потом начала переделывать все по-своему.

Мы с Ленькой стояли надувшись. Пришла тетка Поля, жена Терентия. Подперев щеку рукой, молча смотрела, как мама снимала со стены пестрые картинки. Постояла и, вздохнув, ушла.

– Не понравилось, видно, у нас, - сказала мама.

– Да что там!
– махнула рукой бабушка.
– Она и в тот раз вздыхала, когда мы убирали. Не поймешь ее...

Мама навела порядок и снова уехала на целую неделю. Короткие зимние дни понеслись один за другим. После школы, сделав уроки, я бежала к оврагу. У оврага собирались ребята со всей деревни. До самых сумерек не стихали там визг и смех. По укатанной дорожке летели вниз быстрые санки. Вихрился снег, замирало сердце, и ветер лихо подсвистывал вслед. Наверх приходилось карабкаться по выбитым в снегу ступенькам. Иногда кто-нибудь, не удержавшись, кубарем катился вниз, сбивая с ног остальных. Пустые санки обгоняли копошащийся клубок. А то наваливались на одни санки по нескольку человек, по дороге срывались, падали и с разгону зарывались в снег. Вылезали с раскрасневшимися веселыми лицами. Никто не обижался, если его нечаянно сталкивали вниз. Только один Петька ходил чистенький, ревниво оберегая свой новенький черный полушубок. Он все время катался один. Отдуваясь и пыхтя, втаскивал санки на гору и, усевшись поудобнее, аккуратненько съезжал вниз.