Золотые земли. Птицы Великого леса
Шрифт:
– Как долго мне придётся здесь оставаться? – голос дрогнул, хотя Дара изо всех сил старалась не показывать слабости.
Она знала, что когда вновь останется одна, ложница будто станет меньше, а стены подступят ближе, вернутся ночные страхи. Одна, без сестры, Дарина может снова услышать чужие голоса, как бы плотно ни закрывала уши.
– Пока я не придумаю, как унять княгиню.
– Она же не…
– Она тебя не тронет, клянусь. Я пришлю своих гридней, чтобы стояли на страже, – пообещал
Дара неловко прижалась щекой к тёплой груди и услышала размеренный стук сердца. Громкий, сильный.
– Ты же не думаешь, что я дам в обиду свою маленькую лесную ведьму? – горячее дыхание шевелило волосы на затылке.
Дара не нашлась, что ответить.
– Ты спасла мне жизнь вчера, можешь считать, что за это я простил твои проказы.
– Какие ещё проказы?
Князь чуть склонил голову, так, что его губы оказались рядом с её.
– Тот поцелуй у реки я не забыл. Ты тогда сильно меня укусила, даже губа распухла.
Щёки запылали от стыда. Дара вырвалась из объятий, отсела подальше.
– Это было ради заклятия, – холодно произнесла она.
– Знаю, – облизнулся Ярополк и поднялся. Как водой смыло все чувства, снова он стал холодным Снежным князем. – Я пришлю к тебе поскорее Третьяка. Старайся быть тише воды, – попросил он. – Как только появятся новости, сообщу.
– Великий князь, – окликнула Дара, когда Ярополк уже подошёл к двери. – Скажи, что с моей сестрой?
– Всё в порядке, Стрела о ней позаботится.
Снежный князь покинул её, но на этот раз Дара недолго мучилась от одиночества.
Скоро пришёл Третьяк, принёс дрова, а после завтрак. Он рассказал, как всю ночь в городе шли погромы и лилась кровь, как Снежный князь, едва отойдя от ранения, повёл с собой дружину на улицы усмирять народ, как горожане повесили нескольких попрошаек. Они пытались найти и мальчишку-фарадальчонка, чтобы отомстить за князя, но ему удалось бежать.
– Они хотели казнить ребёнка? – ужаснулась Дара.
– Он Великого князя попытался убить, народ готов был растерзать его за это.
И это Дару считали чудовищем!
– А за что напали на попрошаек?
– В город каждый день приходят люди со всей округи, все они нищие и голодные, им нужны кров и еда. Люди боятся, что их запасы станут отнимать для пришлых.
– С чего бы это?
– Прошлой осенью в княжестве не собрали урожай из-за набегов. Всё, что сейчас есть у города, привезли из северных княжеств. Если и этой весной не выйдет посеять рожь, начнутся голодные бунты.
Дара чистила яйцо от скорлупы и наблюдала, как ловко и споро Третьяк растапливал печь.
– А ты немало знаешь для простого холопа, – заметила она.
– Так я всегда рядом с князем, чего
– И что слышал о лесной ведьме? Что обо мне говорят?
Парень оторвался от дела, посмотрел на Дарину внимательно. Он кусал губы, точно ловил слова, что стремились соскочить с языка.
– Боятся меня?
– Говорят, ты не такая, как княгиня Злата.
– А какая? – точно клещами Дара вытягивала из него ответ.
– Жестокая к людям. Говорят, в Златоборске ты убила княжеского чародея и полюбовницу княжича Вячеслава, а после сожгла Совин, чтобы отомстить рдзенцам за Хмельную ночь.
Дара посыпала яйцо солью, откусила. Если Третьяк и ждал от неё рассказа, опровержения или подтверждения слухов, то напрасно. Он ушёл без ответа.
Одиночество вдруг стало наградой. Дара была рада не слушать чужих разговоров о бунте, смерти, страхе. Каждое из этих слов напоминало ей о самой себе. О том, какой её видели люди. Раньше бы она посмеялась над чужими домыслами, над наговорами и сплетнями, но теперь почему-то ныло сердце и смеяться не выходило. Она и вправду становилась тем, кем её считали.
Трещали горящие дрова. Дара скинула с кровати на пол меховое покрывало, села на него, прижавшись спиной к печной стенке и слушая песню пламени и дерева, чувствуя, как медленно нагревается печь, а за ней и вся спальня.
Днём не было страшно. Даже в тишине ощущалась жизнь. Тихо переговаривались между собой гридни за дверью. Домовой дух то и дело выглядывал с потолка и пугливо прятался, каждый раз встречаясь взглядом с лесной ведьмой. Дара подумала, что стоило оставить ему крынку молока на ночь. Пусть стережёт её сон.
После разговора с Ярополком волнение исчезло, как если бы его никогда и не бывало. Всем сердцем, всей душой Дара поверила, что князь не позволит её обидеть, не подпустит княгиню даже близко.
Но всё же речи Ярополка так же вселяли надежду, как и ранили. Ведь за каждым ласковым словом, за каждым нежным взглядом не было ничего искреннего.
«Я всего лишь дочка мельника, а он Великий князь. И я нужна Ярополку, лишь пока он верит, что я скоро верну чародейскую силу», – напоминала себе Дара.
Вряд ли был на свете хоть один человек, который мог полюбить то злобное и пугливое существо, в которое она превратилась. Разве можно было полюбить того, кто сам не знал любви и не был на неё способен?
«И я не так красива, как Веся, – размышляла Дара. – Стрела и Ежи полюбили её просто так, за одно лишь милое личико. Даже Милош был к ней добрее, чем ко мне. Но Милош такой же, как я, он неспособен любить. Меня он растоптал и унизил, как только ему выпала такая возможность».
Умиротворение, принесённое Ярополком, со временем рассеялось.