Зона мутации
Шрифт:
– Некоторые не грех и вырубить, – Крил обеспокоенно посмотрел вокруг. – Конопатая! Дашка!
– Оу! – донеслось откуда-то слева.
– Вот же шило, – проворчал он. – И чего ей рядом не идется?
– Привыкай, – усмехнулся Герман. – Так она по жизни и будет шнырять. Выйдешь ты, к примеру, вечером из своего жилища, гаркнешь на все гнездо, а она тебе в ответ из соседского дома – “Оу!”
Герман засмеялся.
– Шучу, шучу. Наладится у вас жизнь, потому что искра есть. И не мотай себе нервы оттого, что малая. Все при ней. А в глаза посмотришь, так и вовсе… Видно –
Конопатая стремглав пронеслась слева направо, перебежав им дорогу.
– Я щас! Щас, посмотрю, что там, и вернусь!
Только хвост огненно-рыжих волос мелькнул между заснеженных ветвей.
После ужина Крил обнял ее, прижал к себе, чтобы уж точно не упустить, почувствовать, если Дашка опять захочет “за деревья”. Но она моментально уснула – набегалась за день.
Где-то рядом бродил Герман, в этот раз его черед первым дежурить. Кирюха смотрел на темное небо, снова чистое, безоблачное. Там, в вышине, мерцало множество звезд, а одна медленно плыла, пересекая небосклон. Почему? Черт его знает, что с этими звездами не так. Стоит ли о них вообще думать? Есть мысли и поважнее. Например… У парня каждый раз начинало неприятно сосать под ложечкой, когда он вспоминал о той отлучке Конопатой. Что он проспал? Только ли облегчиться ходила она в чащу?
На следующий день, когда солнце стояло в зените, они вышли к развалинам. Герман долго смотрел на них издалека, не торопясь выходить из-под прикрытия леса. Деревья и кусты почему-то не стали брать свое, не вторглись на эту территорию, когда-то расчищенную человеком, застроенную несколькими малоэтажными зданиями. От зданий немногое осталось, но все-таки они не были похожи на те руины, что уже поглощены землей и растениями. До сих пор торчат неровные стены, осколки некогда твердого серого материала указывают на то, где были проложены дороги.
– Мы уже близко? – спросил Кирюха.
Герман молчал, продолжая смотреть на развалины, потом ответил неопределенно:
– Недалеко.
Они двинулись в обход древнего поселения.
– Гарнизон, – снова подал голос палач. – Да и не гарнизон даже, тот подальше будет, а так, парочка корпусов да казарм неизвестного назначения. Живет здесь один человек…
Подумал и добавил:
– Должен жить.
Путешественники оказались на противоположной стороне поселения, но так и не заметили признаков жизни. Герман все еще не решался выйти к останкам строений, топтался в нерешительности.
– Не стоит туда соваться непрошеными гостями, – сказал он, как бы оправдывая сам себя.
– И то верно, не стоит, – ответил кто-то совсем рядом, буквально в паре шагов от них, хотя ни Герман, Ни Крил, ни даже Конопатая не видели рядом с собой других людей. Заметили лишь тогда, когда человек отделился от большого – с человеческий рост – валуна, покрытого лишайниками и мхом. Его одежда состояла из сшитых друг с другом обрывков тканей, поверх которых накинута сетка с вплетенными в нее растениями. Лицо неизвестного почти не отличалось от камня, к которому он прижимался мгновение назад – такое же грубое, серо-землистого
Конопатая испуганно отпрянула. Глаз у человека не было вовсе, лишь пустые, темные ямки.
– Здравствуй, Герман. Давно ко мне не захаживал.
– Здравствуй, Старик. Извини за беспокойство, без причины мы бы соваться не стали.
– Понятное дело. Все вы говорите, что не без причины…
Помогая себе посохом, он направился к одному из домов, что когда-то стоял на этом месте, а сейчас превратился в бессмысленное каменное нагромождение. Откинул неприметную дверцу среди развалин, стал спускаться вниз.
– Извиняйте, мне лампы и свечи ни к чему. Посветите там себе, если есть чем.
Герман включил фонарик, то же хотел сделать и Крил, но провожатый остановил его:
– Побереги заряд, пригодится еще.
Внизу оказалась еще одна дверца, железная. Старик открыл ее хитрым устройством, едва ли напоминающим ключ, пригласил гостей внутрь. Здесь не было кромешной тьмы, потому что посреди комнаты горел очаг, обложенный камнями, над ним бурлил старый, чугунный горшок.
– Есть хотите?
Крил искренне удивился такому гостеприимству: ему казалось, что это они должны будут угостить чем-то Старика, да еще оставить ему сверх того за услуги, раз Герман собирался выспрашивать у него совет.
– А что у тебя? – палач наклонился, понюхал идущий от котелка пар.
– Картоха дикая. Не вымерла здесь – очень много людишек ее садило, вот и растет теперь дичком там-сям. Мелкая, но мне то что? Жрать можно.
– Что ж, раз угощаешь… – Герман посмотрел на спутников, подмигнул им. – Грех отказываться!
Старик шарил в углу, бренча посудой.
– Трое вас?
– Так точно. По запахам определил?
Хозяин, поворачиваясь и протягивая руки в нужную сторону так, будто он был зрячим, поставил перед гостями тарелки, бросил в горшок большую ложку.
– Накладывайте себе.
Подсел к Герману.
– По голосам сначала, потом уж по запахам. Хотя одного голоса еще не слышал, дыхание только.
Он приподнял голову, потянулся носом в сторону Дашки.
– Кого ты привел, базарщик? Парень как парень, а вот другой… другая… Девка? И дышит, как девка, и пахнет. Но я в ней чужое чувствую.
– С севера пришла, не здешняя. Не переживай – она нормальная, все в порядке.
– В порядке… – проворчал Старик. – У вас, суетливых, всегда все в порядке, а потом беду приносите. Да мне-то все равно – можно сейчас помереть, можно завтра. Так уж просто живу, из любопытства.
Они наложили себе мелкий, не намного больше лесных ягод, картофель. Уплетали его за обе щеки, запивая припасенной во фляжках водой. Хозяин тем временем снял горшок с огня, подкинул дров в очаг. Разгоревшиеся поленья ярче осветили его убежище и наверху, под самым потолком, проявились светлые пятна. Конопатая первой обратила на них внимание: не донесла до рта картофелину, замерла с открытым ртом, задрав голову, оглядываясь по сторонам. Крил тоже посмотрел наверх. Весь периметр комнаты был украшен черепами нелюдей. Большими, маленькими, иногда похожими на человеческие, а порой совсем иными.