Зов Оз-моры
Шрифт:
Не делала она только одного – не будила возле каждого колодца или родника Деву воды и не вымаливала у неё дождь. Она молчала, когда все остальные пели: «Кормилица Ведь-ава! Дай воды нашим всходам!»
Ещё не закончился день, ещё не были починены все срубы и очищены все родники, когда возле истоника в поросшем осинами овраге к ней подошла Анисья – девушка, с которой Дева воды больше всего сдружилась.
– А ты, Марё, что не поёшь вместе с нами?– тихо полюбопытствовала
– Не поётся мне что-то, Ансё. Тягостно на душе, – ответила та: не говорить же правду.
– Плохого мужа ты выбрала, вот и кручинишься, – сочувственно вздохнула Анисья. – Староват он и слабоват для тебя. Разве такой мужик нужен молодой красивой бабе? На тебя же, Марё, полсела засматривается.
– Пусть сморят. Я им не запрещаю, – равнодушно ответила Ведь-ава.
– Вон Тишка вообще глаз не сводит…
– Недурён он, этот Тихон…
На этот раз в ответе Девы воды появились нотки мечтательности.
– И не беден, – сказала Ансё. – У него, как и у Минки, всю родню моровая язва выкосила. Она ведь тогда полсела в могилу свела. Так вот, Тишке всё отцово хозяйство досталось. Одному! Пашет день и ночь, и ведь как-то успевает. В курганах кости не ищет: некогда ему.
– Парень что надо, да? – усмехнулась Дева воды.
– Чего б тебе не погулять с Тишкой? Сразу на душе веселее станет. Парень-то хорош не только на лицо. Девки проверяли. Да и робок он только с тобой. Больно уж красивая, говорит, подойти страшно. Так ты бы сама…
– Не могу. У меня уже есть муж, – коротко и сухо ответила Дева воды.
– Так любишь Минку? А ведь всё село видит: мало тебе от него проку. Странный он какой-то, не от мира сего, да и красоту давно растерял. И мужская сила, наверное, уже не та, что в молодости. Зачем он тебе?
– Вам не понять, – лукаво улыбнулась ей Ведь-ава.
«По-моему, она не против погулять с Тихоном: улыбка Машеньку выдаёт! – решила Ансё. – Так и скажу Тишке. Пусть парень попробует. Вдруг у него выйдет?»
Анисья поговорила с Тихоном в тот же день. Отвела его подальше от очередного замшелого сруба и вполголоса сказала:
– Марё птица гордая, сама не подойдёт. На словах отрубила, но по глазам я видела: согласна она. Уламывай!
– Спасибо, Ансё! – обрадовался Тишка. –
– Да ты влюблён, выходит? – удивлённо покачала головой Ансё. – А я-то думала, просто ночку хочешь с ней провести.
– Какую ночку! – возмутился Тихон. – Всю жизнь хочу провести с ней! Всё, что попросит, добуду. На всё отважусь, но Марё станет моей!
– Что ж, попытайся-попытайся… – напутственно улыбнулась ему Анисья.
Не успела она договорить, как Тихон уже нёсся домой. Когда он вернулся, очистка срубов заканчивалась. Жители Вельдеманова собрались на поляне близ последнего родника. Некоторые ещё работали, другие уже брали ковши из рук старого велень прявта[3]. Парень тоже взял корец и расположился на траве у края леса. Время от времени он посматривал на Марё, грустно сидящую на пне. «Как бы к ней подойти, чтобы Мина ничего не заподозрил?» – думал он.
И вот прявт крикнул, что пора пить пуре. Тихон не сразу пошёл к бочонку. Он наблюдал за Девой воды, а она не спешила наполнить свой корец. Лишь когда остальные вельдемановцы расположились вокруг костра с ковшиками в руках и начали петь, она нехотя поднялась с пня, отряхнула панар и неспешно пошла за праздничным напитком. Парень отвязал от пояса кожаный мешочек…
Они встретились возле бочонка с пуре, когда в ковше у Ведь-авы уже плескался священный напиток. Тихон выронил мешочек на траву и шепнул:
– Это тебе!
Дева воды вздрогнула от неожиданности и пролила немного шкаень пуре на подол панара. Отряхивая его, она подобрала мешочек.
– Что там? – поинтересовалась она.
– Речной жемчуг. Сам искал…
Дева воды пристегнула мешочек к своему поясу.
– Благодарю, – улыбнулась она Тихону. – Тронута… но речного жемчуга я и сама наберу сколько угодно.
– Может, поговорим наедине? – он указал на рощицу.
– Что ты! У меня здесь муж. Как я сейчас уйду с тобой? А вот на Тундонь ильтемо [4] попробую. Раздобудь к тому дню золотые серёжки. Только не со смарагдами, как у меня, а с яхонтами. Лазоревыми, как мои глаза!
Тихон присмотрелся к её серьгам. Сколько же в них золота и самоцветов! По десять изумрудов в каждой, да каких крупных! Ни у кого в Вельдеманове таких украшений не было. Даже попадья Чиндява носила серебряные серёжки со стеклянными камушками.