Зверь лютый. Книга 24. Гоньба
Шрифт:
Когда покойников найдут, то, поскольку один умер сразу, от удара в сердце, а другой имел возможность подёргаться, посчитают, может быть, что они убили друг друга. Одним ножом. Если эта шутка со свечкой сработает и всё сгорит, то подумают, что оба погибли на помойке. В смысле — в бане.
А если ни то, ни другое… А даже если и получится… Если я и вправду придавил того кнутобойца… Порезвился Ванечка по городку русскому — три покойничка за прогулочку. Надо сваливать. Быстро. Далеко. Надо… Для начала — с усадьбы.
Глава 52
7
Не
Баня, как обычно на «Святой Руси», на задах усадьбы. Высунул нос из двери — две тропинки. Одна — к центральному строению, другая — к забору. Топ-топ… Ага. Калитка. Заперта, конечно. Но — изнутри. Снять засов… Переулочек. Никого. Темно. Сверху — звёзды, сзади в стороне — костры горят. У крепостных ворот стража греется? Тогда — вдоль да по стеночке…
Алкоголики бывают трёх типов: малопьющие — им всё мало, выносливые — их выносят, и застенчивые — держатся за стенку. Как я. Топаю. Лишь бы не упасть — не встану. Рукавицы забыл! Нет, рукавиц там и не было. Тогда — фиг с ними. Топ-топ.
Заскочить наверх как в Ростове, когда я с Софочкой Кучковной через стену лазил… — не осилю. Нет телеги с бочками и помощницами. Иду вдоль стены, выглядываю какую-нибудь лестницу. В глазах, временами, всё плывёт. Самое главное — не останавливаться. А то — завалюсь. «Светоч прогрессизма и надежда всего человечества — замёрз в сугробе»… забавно будет.
Вдруг распахивается дверь в избёнке, мимо которой я ковыляю. По глазам бьёт свет, громкий мужской смех, теплом пахнуло.
— Оп-па! А эт хто? А ну стоять!
Из двери вываливают два здоровых мужика. Гридни. В кольчугах, с мечами.
Ё… Попал. Ся. Теперь мне…
На вопрос… С больной глоткой… Я не смог ничего лучшего, чем пискнуть. Фальцетом. И — наездом:
— Ты кому говоришь?! Хамло! Мурло!
— Чего?!
Один из мужиков развернулся, чтобы врубить мне кулаком по уху. Другой, внимательно разглядывавший меня в отсвете из открытой двери, вдруг перехватил его руку.
— Стой. Глянь — кажись пожар. Сбегай-ка.
Он махнул головой куда-то мне за спину. Боец хмыкнул, придерживая левой рукой меч на боку, неспешной рысцой устремился в ту сторону, откуда я пришёл.
— Ну что, е…ло, х…ло и зап…ло? Опять щиты княжеские испортил?
— Ч-чего?
Не понял. Совершенно. Это он к чему? Или — об чём?
Гридень уловил мою полную прострацию, внимательно оглядел меня ещё раз и, уже уверенно, подтвердил:
— Ты.
Глянув в ту сторону, куда убежал его напарник, где потихоньку начало отсвечивать пламя пожара, ехидно уточнил:
— Твоё? Опять каверзу учинил?
Я тупо смотрел в бороду этого мужика.
Это — конец. Моё прошлое, смоленские приключения «в прыщах» — догнали меня. Была у меня там история с парадными княжескими щитами, которые по дороге от мастерской щитовика до княжеского подворья загадили кровью и мозгами моего тогдашнего напарника.
— Здоров стал. И не узнал бы. Но — пищишь. Как пищал свои стишки матерные… Мы тогда их все выучили. С этими твоими х…лами. Как скажешь посадскому — так он, слышь-ка, пасть распахнёт и стоит берёзой. Только шелестит негромко. И мытарь его как хочешь.
Гридень ещё раз пристально оглядел меня с ног до головы.
— Прошлый раз ты щиты красные со свежим упокойником в Княжье Городище вёз. Ругал нас тогда, всё торопил, перед светлым выслужиться хотел. После за тобой, вроде, вои скакали. Кажись — имать. Ну и как? Догнали?
— Не срослось.
— А чего морда битая?
— Били.
— Ага. А ныне куда?
— Отсюда.
— Вона чего… Ну, пошли.
Он уже отошёл на пару шагов, когда я, будто проснувшись, двинулся за ним. Ни… никаких мыслей. Он меня властям сдавать ведёт? Бежать? Из меня сейчас бегун… как из безного. Напасть на него? На вооружённого здорового мужика?! Нападун из меня… как из безрукого. Тот-топ. Тупо. По улице как по судьбе. В неизвестность. Навстречу гадостям.
Через сотню шагов мы вывернули на площадку перед крепостными воротами. Возле башни, чуть в стороне, горел костёр, стояли и сидели стражники, человек пять-шесть. Старший их обернулся в нашу сторону. Мой проводник шагнул к нему:
— Здорово. Во, выпусти.
— А хто таков?
Сопровождающий наклонился к начальнику караула и несколько лениво, негромко, явно не желая объявлять всем присутствующим, но и не скрываясь особенно, объяснил:
— Боярич. Смоленский. Из прыщей. Ещё Мончаковских. У Гаврилы-оружейника обретался. По делам «самого» посылаем был.
— А тута чего?
Мой проводник хмыкнул. Отодвинулся чуть от собеседника, окинул взглядом внимательно слушающих и вглядывающихся остальных стражников. И довольно громко, чтобы все слышали, хотя и без нажима, сообщил:
— Я — не спрашивал. А он — не сказывал. Охота тебе — ты и любопытствуй. А я пошёл. Мне лишку знать… не надобно.
— Дык. Эта… Постой! Велено ж никого!
— Да ну? А ты вспомни. Велено никого не впускать. А насчёт выпускать… Или, там, хватать-держать… Я разок его придержал. Мертвяк свежий у него на руках был. Да… А после три дня разговоры разговаривал. То у посадника, то у кравчего. Напоследок — у окольничего. В порубе… Коли тебе охота…