Зверь лютый. Книга 24. Гоньба
Шрифт:
Для Андрея есть только одно понятное обоснование — смерть.
— Не смог. Потому что — умер.
— Жаль. На всё воля божья. Тихого тебе лежания. Следующий.
«Шоу маст гоу». Всё остальное — глупость или трусость. Или — измена.
Да и по сути. Мог бы как-то… «покрутить динамо».
Ах, я сегодня не могу! У меня голова болит, настроения нет, ножку сводит, место не нравится, свет яркий, музыка громкая, зубы почисти, ноги помой, подушка псиной пахнет, скоро гости придут… Да мало ли есть уловок по-мурыжить мужикашку! А уж в моём тогдашнем битом состоянии —
Да я бы его самого в три дня раком поставил! Он бы мне сапоги вылизывал! Или ещё что… С восторгом и причмокиванием! Только объяснить правильно — на что он нарвался. Что я — тот самый «Зверь Лютый». Про которого по «Святой Руси» уже звон идёт. Такой… весьма харАктерный. И сколько он может от моей благосклонности получить. И что он может потерять. Включая голову.
Спокойно, Ваня. «Остроумие на лестнице» — термин французский, а жанр — наш, отечественный.
А даже если и… И что? Ты, Ванюша, не девочка — знаешь, пробовал. Потерпел бы. Было бы время вспомнить… таблицу интегралов. Или прикинуть насчёт «побелки потолков, переборки полов и прочего мелкого ремонта». От этого не умирают. А вот те сотни суздальских мужиков в Заволочье… — реально землёй накроются.
Мог бы их спасти. Мог бы… да прирезал бы того Даньслава! Врага. Опасного. Храброго, хитрого.
Здесь людей мало — выбьешь одного, на его место другого поставят. Но — другого. С другим набором талантов, с иным характером. Возможно, такая замена… и порушила бы дела новогородские. Не все! Но те, погибшие в Заволочье люди… Может быть.
Конечно, совсем не факт, что удалось бы того Даньслава… прибрать. Что это повлияло бы. Что он вообще на той «поряди» был. Но ведь даже и не пытался!
Вместо этого — зарезал вполне приличного человека, «мужа доброго». Невредного, а, может статься, очень даже полезного. Уничтожил «ценный контакт». Вот просто так — ф-р-р — и оборвал важную ниточку. Возможно — «чрезвычайно важную». И не только в данном Великолуцком эпизоде. Это имя — Хотеней — звучит… э… будет звучать в переписке князя Андрея со смоленскими княжичами в связи с убийством Глеба (Перепёлки) в Киеве через пять лет. Наряду с Никифором Киевлянином.
Хотенея можно было бы так разрабатывать…! По давней памяти. По душевной приязни! Его собственной…
А как с этим у наших храбрых разведчиков? Ну, Штирлиц, там, к примеру. В верхушке нацистов были… разные люди. При аресте Рэма, например, в комнате находился ещё один мужчина, отчего Геббельс заявил: «Нашим глазам представилась картина столь отвратительная, что вызвала состояние рвоты». Геббельс, конечно, тот ещё источник. Все выделения у него… даже пищеварительные — с идеологическим оттенком.
Ещё были кое-какие британские аристократы. Сами понимаете, закрытые школы для мальчиков, всякие там… Итоны, Вестминстеры, Хэрроу… А потом кое-кто из этих «хэрроувцев» становился шишками в разных МИ 5–6… Наши с ними работали? Разными способами? Разведчик — это ж такая сущность… «Прежде думай о Родине, а потом о себе». А уж о разных частях себя… Герои.
А я такой сверх-супер-архи-важный —
Ах-ах! Я горько разочаровался в своём идеале! — Да у нас, в смысле — в человечестве, разочарованных — каждый второй! Я уж не говорю — каждая первая! Так чего?! — Хватай ножики, пошли резаться?!
Ваня, ты сравни! Какие-то личные сопли по поводу чуйств давно прошедших лет, и массовые жертвы будущего побоища в Заволочье. Я уж о грядущих более кровавых делах и не говорю.
Идиот. Кретин. Бестолочь. Сблягородничал. Рыцырнулся. Нагеройничал дерьма вонького. И быстренько свалил — пусть другие расхлёбывают. Сопляк-мерзопакостник.
С точки зрения Боголюбского, государя — однозначно. И хорошо, если только так. Потому что дальше — изменник, вор, враг. А вот это уже… «государев враг»… в наших условиях… такая куча разного жидкого… во все стороны… никакой промокашки не напасёшься.
Утёрся? Морально-интегрально страданул? — Пошли по конкретике: под это задание я получил согласие Андрея на получение ряда профитов. Передача Костромы и Галича, фактории, сказочники, телеграф, георазведка, высылка людей, страховое общество…
Ох же ж, боже ты мой, сколько на успех этого дела завязано…! Причём — уже начато! Я же из Боголюбова своим просемафорил, отмашку дал — давайте, делайте.
Дело — провалено.
«Reset»? Возвращаемся к состоянию «до»? — Мы не в компе. В жизни «даже бессмертные боги не могут сделать бывшее небывшим».
Мы оба можем «сделать вид». Если Андрей не посчитает, что мой провал — «злой умысел». Тогда… В любом случае — репутация моя… «поплыла».
«Взялся да не осилил». И — четвертование с головосечением. Обратный порядок операций — высочайшая милость и глубочайший гуманизм.
В худшем случае — враг, в лучшем — неудачник.
— Говорит-то Ванька правду. Да только не всегда его правда — истина. Может и сбрехнуть. По бестолковости да бездельности. Полной веры ему — впредь не давать.
И сыпется куча дел, которые зависят от Суздальского князя.
— Ванька жалуется, что в Серпейске его рудознатцев в поруб кинули? — А тамошний воевода пишет, что за дело. Надо бы окольничего послать, чтобы разобрался. Но нынче нету. А Ванькиным словам верить… Окольничего — послать. Когда будет свободный и для такого дела гожий. А пока — пусть сидят. До выяснения.
И так не в одном — в десятке мест! Торможение, зависание, запаздывание… Как результат утраты репутации. Моей.
И оправдываться здесь — бессмысленно. Потому что невозможно.
Ситуация — необратима.
Факеншит же уелбантуренный!
Слышь, задница моя, а не слишком ли дорого ты мне обходишься?
Вроде, и не такая большая. Во, уже и мозоли от гоньбы княжеской, седлом набитые, сошли. Вполне, знаете ли, рядовая, общепринятая задница.
«Вещью владеет тот, кто может её уничтожить».