Зверь
Шрифт:
– Так-то оно так, но жалко, - почесал затылок Роман.
– Жалко у пчелки, Малыш, - проговорил я назидательно.
– Трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать. Заруби это себе на носу, "сынок", и тогда вырастишь настоящим крутым мужиком.
– Вновь обратился к Тяте и Гундявому: - Мужики, где мне можно купить приличный тесак?
– Нож что ли?
– решил уточнить Тятя.
– Ну да. Желательно охотничий.
– Говоря это, я прекрасно осознавал, что рискую. Но риск - благородное дело, особенно в нашей работе. Решил играть в открытую, проверить своих новых "друзей"
Как я и предполагал, после моего вопроса Гуднявый засопел ещё более громко и мерзко, изираясь вокруг. Тятя же по-прежнему был доверчив как младенец и открыт всему свету.
– Гундявый, - обратился он к приятелю, - помнишь ты на медни показывал мне нож? Может, продашь мужикам?
– Какой еще... Дурак!
– вспылил и очень заволновался тот.
– Ботало! Язык бы тебе... Укоротить бы чуток.
– Да ты чё?!
– очень удивился тот его реакции.
– Чего я такого сказал? Ведь это же свои кореша.
– Ну-ну, - вновь многозначительно ухмыльнулся Гундявый, глядя по сторонам крапленым взглядом. Засуетился.
– Пойду, отолью чуток.
– Встал из-за стола и по-стариковски маленькими шажками засеменил куда-то за стойку бармена.
– Что это с ним?
– спросил я Тятю озадаченно, глядя вслед хилой удаляющейся фигуре.
– Не бери в голову, - пренебрежительно махнул тот рукой.
– Гундявый он и есть - Гундявый.
Но я не разделял его беспечности. Нет. Интуиция мне подсказывала, что Гундявый не просто так смылся, а с очень серьезными намерениями. Своей интуиции я привык доверять. Она, как верная жена, ещё не разу мне не изменяла. Потому стал готовиться к любым неожиданностям. Они не заставили себя долго ждать. Минут через пять Гундявый появился в сопровождении двух амбалов не менее полутора центнеров каждый. На их не обезображенных интеллектом лицах по мере приближения к нам все более вызревало что-то темное, нехорошее. И я понял - мордобоя не избежать.
Один из амбалов, более массивный и свирепый, по хозяйски подошел к нам, допил пиво Гундявого, скорчив при этом мину, будто проглотил хину, и, зависнув над столом, будто стервятник над падалью, злобно прорычал:
– И хто здеся, значица, любопытный?!
Я сделал вид, что не только не слышал вопроса, но и в упор не видел самого амбала. Сидел и медленно тянул пиво.
– Вот он, - услужливо проговорил Гундявый и ткнул в мою сторону пальцем.
– Ты хто такой, земеля?
– теперь уже нарочито ласково проговорил "стервятник", обращаясь конкретно ко мне и ослепляя золотой фиксой.
– Чего тебе от наших мужиков надо? Почему мешаешь им культурно отдыхать?
– Так это же мент, Свист!
– радосто и возбужденно проговорил второй амбал.
– Бля буду, мент! Усы, паскуда, нацепил и думал, что мы его не узнаем.
– Его огромный нос-ладья задергался, будто почувствовал приближение навигации.
Его внешность мне и впрямь показалась знакомой. Когда-то давно наши линии жизни на короткое время пересекались. Определенно. Попытался вспомнить - где и когда? Но вспомнить не смог. Посмотрел на Романа. Лицо его было по-дауновски спокойным и безмятежным. И это вселило уверенность.
– Ходют тут разные, - проворчал
От подобного нахальства фиксатого явно заклинило. Жирное его лицо вызрело до ярко-малиновой спелости. Он лупил на меня зенки, силился понять - что же происходит? Но ничего не получалось. По его твердому убеждению, я от одного только его вида должен был натрухать в штаны и молить о прощении. А вместо этого я имею наглость над ним издеваться. Его огромная лапища нашарила на столе кружку и та вмиг из предмета дружеского застолья превратилась в грозное оружие.
– Ты это кому, сука?!
– наконец выдохнул он.
– На кого?! Да ты меня... Да я тебе!
– И стал медленно поднимать кружку.
Но воспользоваться ею до конца не смог. Рома стремительно вскочил, перехватил его руку и с силой дернул на себя, подставив бедро. И огромная туша мастодонта, совершив красивейшее и изящнейшее по исполнению сальто-мортале всей своей массой обрушилась на стол. Тот не выдержал тяжести, ножки его разогнулись, он распластался на полу и стал походить на здоровущую черепаху. Только вместо черепашьей головы была ревущая, будто изюбр во время гона, голова фиксатого. Малыш наклонился и локтем ударил бугая в позвоничник чуть ниже шеи. Рев сразу перешел в бессвязное бормотание, означавшее, что фиксатый потерял всякий интерес к происходящему.
Приятель Свиста, мой давний клиент, которого я так и не вспомнил, следил за происходящим с открытым ртом и никак не мог врубиться - что же, в натуре, произошло, почему кореш лежит на полу, как последний фраер и все такое?
Малыш повернулся к нему и спросил:
– Ты тоже хочешь?
– Не, не хочу, - откровенно признался тот, трусливо прядя ушами и отступая.
– Тогда пошел вон.
– Ага. Понял, - подхалимски осклабился тот и, повернувшись, позорно бежал с поля боя.
А Гундявый мучился переживаниями, будто согрешившая монашка угрызением совести, смотрел на Малыша, как кролик - на удава, понимая, что ничего хорошего ему от того ждать не приходится. Он хотел было последовать примеру моего бывшего клиента, но его подвели ноги, напрочь отказав слушаться. И теперь он стоял жалкий, гнусный, противный, как живой памятник-назидание всем стукачам на свете, и обреченно ждал своей участи.
– А что с этим делать, босс?
– спросил Роман, кивнув на Гундявого.
– Бери с собой, Малыш. Он нам ещё понадобится, - ответил я, вставая. Повернулся к Тяте.
– Извини, Шурик, за порушенный вечер. Но, видит Бог, ни мы в этом виноваты.
– Да кто ж знал, в натуре, - ответил тот ошарашенно, будто извиняясь за случившееся.
– Впредь будешь более разборчив в выборе знакомств.
– Это конечно, - согласился Тятя.
– Ну, будь здоров и не кашляй!
– Покедова.
Шилов сграбастал Гундявого, сунул его под мышку и направлися к выходу. Тот, не оказывал ни малейшего сопротивления. Я направился вслед за ними, сопровождаемый хмурыми, злобными, одобрительными, снисходительными и прочими взглядами завсегдатаев бара.