Зверь
Шрифт:
Роман бросил Гундявого, будто баласт, на заднее сидение "Мутанта", сел рядом. Я завел мотор и мы медленно покатили в сторону Оби. Выехав на Большевистскую, направил своего "динозавра" прочь из города. Минуты через три раздался жалкий, обеспокоенный голос Гундявого:
– Что вы хотите со мной сделать?
– Как что?!
– очень я "удивился" самой постановки подобного вопроса. Башку открутим и в Обь. По-моему - это будет справедливо. Как ты считаешь, Малыш?
– Очень даже справедливо, босс.
– Нет-нет,
– жалобно захныкал Гундявый.
– Еще как можем. Такова участь всех стукачей и предателей. А ты считаешь, что за свое паскудство заслуживаешь иной участи? Если это так, то спешу заверить - ты глубоко ошибаешься и Малыш очень скоро тебе это докажет.
– Не надо, прошу вас!
– захлюпал носом наш "герой", давясь соплями. У меня мама... Она этого не переживет!
– Мама!
– передразнил я его.
– Ты никак нас разжалобить хочешь? Не выйдет. Что же ты, негодник, о маме не вспомнил, когда закладывал нас этим плохишам? Нет, за все отвечать надо. Иначе в мире будет такой бардак, что ни приведи Господи. Я правильно говорю, Малыш?
– Точняк, босс!
– радостно подтвердил Шилов.
– Да я ему, гаду, сейчас башку откручу. Тут и делов-то.
– Он потянулся ручищами к шее Гундявого.
– Не надо!
– благим матом заорал тот и забился в истерике.
– Простите меня! Я больше не буду!
После небольшой паузы, во время которой Роман уже обхватил голову несчастного Гундявого пальцами, будто стальным обручем и был готов "исполнить" справделивый приговор, я его остановил.
– Погоди чуток, Малыш. Не отнимай у него права на последнее слово. И что же ты нам скажешь, Гуднявый, прежде чем покинуть этот бренный мир? Стыдно ли тебе за свое паскудство?
– Стыдно!
– обливаясь горючими слезами, совсем упавшим голосом проговорил он, отчаявшись разжалобить наши каменные сердца.
– И тебя жжет позор?
– Жжет, - кивнул он. И сделал последнюю попытку: - Простите меня, кореша, а?!
– Это хорошо, что жжет. Значит и в тебе осталось ещё что-то человеческое. Поэтому не могу отказать тебе в последнем шансе надежды.
– Спасибо!
– униженно поблагодарил Гундявый и верноподданнически добавил: - Я все, что могу. Все, что прикажите. Падлой буду! Верьте мне, кореша!
– Поживем - увидим, - философски изрек я.
– Ты должен честно и прямодушно рассказать нам все, что нас интересует. Иначе... Ох, Валя, я даже боюсь подумать, что может быть иначе.
– Я готов, - тут же заявил Гундявый и даже перестал плакать.
Я понял, что клиент дозрел окончательно и пора приниматься за дело, ради которого собственно и был сооружен весь этот минитеатр. Остановил "Мутанта", нажал на кнопку встроенного в приборную доску диктофона.
– Итак, первый вопрос: о каком ноже говорил Тятя?
– Ну, был у меня. Я ему показывал.
– Что за нож? Как он выглядел?
–
– С наборной ручкой из цветной пластмассы?
– Ну.
Я достал фотографию ножа, показал её Гундявому.
– Такой?
– Точно!
– удивился он.
– Тот самый.
– Где ты его взял?
– У Шкилета за бутылку купил.
– Виталия Попова?
– Ну.
– Когда?
– Да с месяц тому назад. А может и больше. Он, сволота, в запое был. Вот нож и того, за бутылку.
– Что ты с этим ножом сделал?
Лицо Гундявого напряглось, стало землистым, нехорошим.
– Потерял я его, в натуре, - глухо проговорил он, отводя взгляд.
Он беспадонно врал. Это было видно невооруженным взглядом. Да он и не пытался этого скрыть.
– Ты что же, скотина, нам лапшу на уши вешаешь?!
– "возмутился" я. За кого нас держишь? За дешевых фраеров? Не возбуждай Мылыша. Он этого не любит. Верно, Малыш?
– Да я ему, суке, пасть порву!
– взревел Шилов громче пожарной сирены и угрожающи оскалил зубы.
Гундявый вновь крупно затрясся тщедушным телом, заплакал, заскулил виновато, будто щенок наделавший лужу в коридоре, и, давась слезами и соплями, жалобно проговорил:
– Пожалейте, корешки! Меня ж за это пришьют, в натуре!
Моя интуиция сделала стойку, словно спаниель, почуявшая знакомый запах. И я понял, что сейчас услышу ответ на главный вопрос.
– Этот нож ты отдал Тугрику?
– неожиданно для себя спросил я.
– А откуда ты...
– вновь удивился Гундявый и даже на какое-то время перестал плакать. Но потом заревел пуще прежнего. Смотреть на него было неприятно, даже противно.
– А ну отвечать, козел!
– пуще прежнего заревел Роман.
А я уже и без того знал, каким будет ответ Гундявого. Кто-то умненький пытался соорудить мне фигуру из трех пальцев. И это ему почти удалось. А ещё понял, что это не Тугрик. Он бы до этого не допер. Определенно. За ним стоял кто-то более крутой и сообразительный.
– Да. Тугрику, - чуть слышно пролепетал вконец несчастный Гундявый. Не жить мне теперь. Он меня предупредил - если кому сквозану, он меня замочит.
– Успокойся, Гундявый. Тугрик не успеет этого сдалать, - заверил я его.
– А что вы с ним?
– с надеждой спросил он.
– Вы его того?
– Нет, нянчится будем. По его милости я лишился таких бабок.
После этих слов Гунтявый заметно приободрился, даже перестал плакать. С уважением взглянул на нас с Шиловым. Подхалимски осклабился.
– Крутые вы кореша!
– Свистуна пришил Тугрик?
– спросил я.
– Я точно этого не знаю, - пожал плечами Гундявый.
– Но скорее всего.
– За что?
– Тугрик в последний раз чалился на нарах по милости Свистуна. Тот сдал его ментам.