Зверь
Шрифт:
Марселя как камнем ударило.
— Что? — воскликнул он. — Королева умерла?
Штанцлер горестно обхватил руками голову и тихонько завыл – тоскливо, как пёс на луну.
— Так это по ней звонят весь вечер? — спросил Валме, прислушиваясь к колокольному гулу, который то затихал, то вновь набирал силу.
Кансильер не услышал вопроса. Марсель протянул руку и энергично потряс его за плечо:
— Это звонят по королеве?
— Что? — тупо переспросил Штанцлер, подняв перекошенное горем лицо. — Нет. Звонят по приказу
Марсель отступил, удивлённый. Эсперадор Юнний умер! Вот это новости! Похоже, за то время, которое он провёл в своём подвале, в мире произошло много интересного.
Но если Святой престол остался без наместника, то Агарис не сможет помочь эсператистам в их мятеже. Кардиналам придётся собраться на конклав. Им будет не до Штанцлера с его интригами.
Эта мысль так поразила Марселя, что он произнёс её вслух.
— Так ваша эсператистская ставка бита, не так ли, граф? — спросил он.
Штанцлер медленно повернул к нему голову. Глаза его были ещё мокры от слёз, но Марсель заметил, что тлеющий в глубине расширенных зрачков недобрый огонёк разгорается сильнее.
— Моя ставка – это вы, — проговорил кансильер медленно, словно через силу, жуя губами воздух. — Разве Алва не пожелает выкупить вашу свободу в обмен на принца Карла?
— Так принц у Алвы? — спросил Марсель. — Но разве я стою целого кронпринца?
Штанцлер помолчал, размеренно покачивая головой, как гадюка перед нападением.
— Если Алва найдёт Карла, — продолжал он как человек, одержимый одной идеей, — почему бы ему не отдать его в обмен на вас?.. Я знаю: он может бросить вас, как Катарину… Он дурной человек, мой мальчик, вам не следовало бы доверять ему… Но есть ещё ваш отец. Вряд ли Алве захочется ссорится с Валмонами. Ваш отец способен поднять против него всю оставшуюся часть Эпинэ.
Так вот какую сделку имел в виду Штанцлер, когда сажал его в эпинский подвал! Он рассчитывал сыграть на отеческих чувствах папеньки, торгуясь за Карла Оллара.
— Что такое вы говорите, граф! — произнёс Марсель как можно более легкомысленным тоном. — Я не настолько ценен, как вы воображаете. У моего отца есть ещё три сына. Боюсь, что папенька только подивится моей глупости и посчитает, что я вполне заслуживаю наказание за свою дурь.
Штанцлер медленно закивал головой.
— Возможно, возможно… — пробормотал он заплетающимся языком. — Не исключено, что вы куда ближе к истине, чем думаете… (Марселя невольно пробил холодный пот). Но в таком случае вы совершенно бесполезны… Совершенно бесполезны.
— Вот именно, — с готовностью подхватил Марсель, делая хорошую мину. — И вы вполне могли бы отпустить меня на все четыре стороны.
Штанцлер пьяно захихикал, заколыхавшись на своём стуле.
— О нет-нет, вы не так меня поняли, милый виконт! — пояснил он. — Вы бесполезны живой. А мёртвый вы не бесполезны, отнюдь нет!
Марсель
— Мёртвый я опасен! — возразил он. — Пусть я не стою кронпринца, но всё-таки стою достаточно, чтобы отец и Алва отомстили за меня. Предупреждаю вас: моя семья и близкие будут очень расстроены, если со мной что-нибудь случится у вас в плену.
— Вот именно, мой мальчик! — одобрительно закивал Штанцлер, как довольный учитель смышлёному ученику. — Ведь вашему батюшке и Ворону будет неприятно видеть вас убитым? Они впадут в бешенство, так?
— Вам-то какая выгода с их бешенства? — поинтересовался Марсель, незаметно поёжившись. — Разве в вашем положении разумно дразнить чёрного льва? А живой я мог бы примирить вас с герцогом Алвой.
Плечи Штанцлера мелко затряслись. Марсель было подумал, что кансильер вновь решил разрыдаться, но оказалось, что тот заливисто смеётся – безудержно и безостановочно.
— Что вы находите смешного в моих словах? — с неудовольствием спросил Марсель.
— Бедный мальчик! — проговорил Штанцлер, сотрясаясь всем телом. — Я и не думал, что вы так наивны. Примирить меня с Алвой! Ха-ха-ха! Он скажет, что я не стою той верёвки, на которой он меня повесит.
Марсель содрогнулся. В этом смехе было что-то чудовищное, почти безумное.
— Я не понимаю вас, граф, — сказал он. — Неужели вы надеетесь выменять кронпринца на мою голову? Вы действительно думаете, что я буду полезнее вам мёртвый?
Штанцлер всем телом потянулся к нему через стол.
— А если кронпринц мёртв? — поинтересовался он, приближая к Марселю искажённое смехом лицо. — Одно мёртвое тело стоит другого, не так ли, мой мальчик? Смерть за смерть, боль за боль? Разве это не равноценный обмен?
Марсель отшатнулся. Штанцлер снова захихикал, а потом принялся утирать слезящиеся глаза носовым платком, извлечённым из-под обшлага рукава.
— Ну-ну-ну! — говорил он заплетающимся языком, изображая отеческую улыбку, которая на его мокром и искривлённом лице казалась почти непристойной. — Это всего лишь шутка, глупая шутка! Я пьян, вот и шучу как паяц. Скоро всё наладится! Разумеется, вы помирите меня с Алвой. Ведь я, как вы сказали, скорее сторонник Олларов, чем Раканов. Мы оба заботимся о благе Талига. Мы скоро найдём общий язык, мой мальчик! Мы станем лучшими друзьями.
«Он убьёт меня сегодня», — оторопело понял Марсель. — «Прикажет расстрелять. Повесить. Или отравит».
Штанцлер тем временем развязно болтал с напускным добродушием:
— Это всё ваше вино, мой мальчик! Я совершенно отвык от него. Как вы можете пить такую гадость! Посудите сами: я сделался сам не свой, стоило вам шутки ради подпоить меня. Эх, молодость, молодость! Вы, юные бездельники, не щадите нас, стариков. Но это пустяки, мой мальчик, пустяки. Я вовсе не в обиде на вас. Я понимаю: у вас просто нет иных развлечений.