Звериная страсть
Шрифт:
Подскочив, он в безумии зажал руками уши. В глубине голубых глаз поблескивала влага.
— Замолкни!! Закрой рот!!! — послышалось его истошное шипение.
Неожиданно споткнувшись, он принялся рыться в каком-то старом сундуке. Подбежав ко мне, мужчина грубо стиснул мое лицо рукой.
— Кази, опомнись… — вновь прошептала я ее голосом — его мертвая суженая говорила через меня.
Однако его очи лишь ярче полыхнули огнем ярости. В мгновение ока он отпил полный глоток какой-то жидкости и прижался своими губами к моим. Она всецело желала
Я явственно слышала, как вурдалак истошно вопил от жгучей боли. Мы обе испытали эту неимоверную боль, прожигающую тело. Ничто не могло причинить нам столько страданий, как эта… святая вода.
Глаза Казимира безжалостно сверкнули, продолжая пытать упыря, прячущегося во мне. Я кричала в предсмертной агонии, когда тьма внутри рвалась наружу, заливая глаза кровавыми слезами. Боль была нестерпимой, но волколак не проявил ни малейшего признака милосердия.
— Пообещай мне свою душу! Или я заставлю твое тело испытать мучения сполна! — его голос был едва слышным, но от него веяло зловещей угрозой.
Несмотря на все терзания, я нашла в себе силы воспротивиться.
— Оно никогда не будет твоим, Кази. Смирись с этим, — голос Сияны отдавался во мне эхом, когда она нежно улыбнулась трепещущими губами и протянула руку, чтобы легонько коснуться щеки своего жениха.
На мгновение на лице Казимира промелькнуло неверие, когда он осознал, что вурдалак во мне сильнее, чем он предполагал. В отчаянной попытке взять власть в свои руки он с силой влил мне в рот весь сосуд со святой водой, отчего я зашлась в сильном приступе кашля и начала захлебываться кровавой пеной.
Когда зрение помутилось, а дыхание стало затрудненным, я почувствовала, как вурдалак внутри меня настойчиво борется за выживание тела. И в этот последний момент противостояния я прекратила дышать.
***
Сквозь туманную дымку, подобную грезам, я обнаружила, что лежу посреди утопающего в лунном сиянии сада. Воздух был хрустящим, с едва уловимым благоуханием поцелованных инеем цветков черемухи.
Медленно поднявшись с постели из мягкой травы, я увидела перед собой необычайную по красоте природу — бесконечное буйство белоснежных роз и прекрасных вишневых деревьев, простирающихся во все стороны.
Едва оглядевшись, из тишины донеслась чарующая мелодия. Окрыленная, я последовала за пленительным звуком, продвигаясь сквозь лабиринты рощи, пока не вышла на уединенную полянку. Там, под навесом из вишневых арок, у бьющего фонтана восседала девушка со струящимися серебряными локонами; ее обнаженная фигура купалась в сиянии бледной луны.
Ее голос — гипнотическая колыбельная на давно забытом языке — разливался в ночи. Когда дева допела песнь, молчание резануло душу. Захотелось, чтобы она продолжила петь: о светлой любви и вероломном предательстве, о мужьях, лишающих всякой надежды…
Под ногами хрустнули опавшие листья, и
— Он должен был поверить, что ты мертва, иначе под гнетом таким ты бы пообещала ему свою душу. Как же мерзко он решил отыграться на нас, не находишь? — произносит она, вставая в полный рост, длинные волосы — единственное, что прикрывает ее наготу.
— И только твоя смерть помешала этому обезумевшему святоше и дальше истязать наше дивное тело.
И тут она развернулась ко мне лицом — мой двойник, идентичный близнец из тьмы и света. Только глаза ее были цвета багрового пламени, да волосы — каскад из серебра.
— Казимир отбыл на вылазку, — заговорила она замогильным шепотом. — Ты непременно должна освободиться от оков, связывающих тебя с Мораном за это время. Только тогда мы сможем выбраться из пут этого поместья и начать жизнь сызнова.
Мой двойник подходит ко мне и берет за руку.
— Отныне я буду во всем помогать тебе. Мы теперь одно целое, Шура. Ты и я — срослись воедино. Я могу быть жестокой и проявлять бессердечие по отношению к остальным, но… Не думаешь ли ты, что они искренне этого заслуживают? — шепчет девушка, ее яркие губы подчеркивают бледную, как снег, кожу. — Прими же тьму внутри себя, ибо она — защита от тех, кто хочет воспользоваться твоим светом.
Она ласково касается моей щеки, с любовью вглядываясь в меня. Я хочу что-то спросить, но она прикладывает палец к моим губам.
— Тс-с-с… Кто-то на подходе. — пришептывает она мне на ухо. — Решай, золотце мое, будешь ли ты всегда со мной рядом или встретишь мрак в одиночестве, как прежде?
Как прежде… Я не хочу быть снова одна.
Меня начинает клонить в сон. Я слышу, как вдалеке вскрикивают птицы, словно напуганные чем-то.
Хочу обернуться, но моя собеседница обнимает мое лицо ладошками.
— К сожалению, мы должны сейчас разлучиться. Но я была счастлива показать тебе свой Мир. Видишь, в нем нет тьмы. Лишь покой. — она медленно склоняется ко мне, ее прохладные губы приникают к моим. — Я буду дожидаться твоего окончательного решения, Шура.
Облаченная в меня девушка улыбается, гладя меня по волосам. А затем вдруг резко дергает меня за волосы назад.
Мои глаза закатываются, и все вокруг погружается в темноту.
Кто-то бережно гладит меня по щекам. Кто-то с надеждой целует мой лоб. Кто-то сжимает мои остывшие руки, горячо обдувая их. Кто-то со слезами на глазах зовет мое имя. Кто-то…
— Моя дорогая, прекрасная Сирин… Пожалуйста, проснись. Проснись ради меня, прошу!
Этот кто-то — Ратиша.
Чувствую, как он приподнимает мою голову, обтирая лицо чем-то мягким. Я вдыхаю аромат трав и чего-то еще… Крови?
Приоткрываю тяжелые веки, вдыхая столь необходимую порцию воздуха. Надо мной нависает беспокойное лицо Рати, тлеющий огонек подсвечника выделяет его ребячьи черты. Стоило нашим глазам встретиться, как облегчение разлилось по его щекам в изобилии слез и кривоватой улыбки.