Звезда Аделаида - 1
Шрифт:
Но, постой-ка, за всем этим я забыл одну важную вещь - рассказать тебе, что говорил пленный, ну, то есть, раб теперь. Как же неприятно мне заполучить новых рабов! И представить ты себе не моджешь, звезда моя путеводная.
Надо будет тебе, непременно тебе, пойти к отцу и сказать, чтобы легионы двигались на юго-восток. Скоро мы отыщем тех, кого я ищу.
– И тогда ты сразу же покинешь меня… с ними?
– Нет, они же - грязные, взлохмаченные, вшивые рабы у того племени, значит, тех магов, бывших, правда, надо будет привести в человеческое обличие, а это займёт, по крайней мере, ещё…
О, Мерлин! Скажи мне, Квотриус, что сделали
– Их убили - они же такие слабые… Из них не получилось бы достойных рабов - все они были под тридцать лет от роду, а для раба х`васынскх` - это огромный возраст. У них же, этих варваров, вообще мало кто доживает до тридцати. А этим… ничтожествам было лет по двадцать пять, если не больше.
– Квотриус, а скажи-ка ты отцу нашему, высокорожденному патрицию и полководцу, чтобы отдал он приказ солдатам и всадникам не убивать более рабов… покуда я не осмотрю каждого из них, - сказал Северус, сделав вынужденную паузу…
… Я с отвращением подумал, что теперь на моей совести будут ещё и жизни этих несчастных, не… тех, даже, если честно сказать, не… того, кого я так хочу поскорее разыскать и вызволить из рабства.
Что же касалось второго раба с деревянной палочкой - «вельми лепого», то это мог быть только один волшебник в мире - Волдеморт.
Теперь снова Том Марволо Реддл.
Судя по возрасту и красивой внешности, ещё не тот красноглазый урод, любимым занятием которого, наряду с пытками детей Круциатусами и ядами…
О, яды… Поцелуй меня Дементор! Да хоть зацелуй, говоря, что «Ты был нужен Ордену таким - убийцей и шпионом. Это - всего лишь твоя роль», убийства останутся на моей совести, ведь убивали-то моими ядами!
Любил также этот монстр принуждать меня, графа Снейп, изготовителя ядов для потех «Его Темнейшества», эти яды в детские ротики вливать. Но ни разу я саморучно не сделал такого, положившись на свою удачу и незаменимость как для Ордена, так и для Лорда - далеко не всегда доходили у того руки, вернее, после второго пришествия, когда он стал нечеловечески жесток, длиннопалые верхние конечности, до самостоятельного ядоварения, а веселиться хотелось с каждым месяцем всё чаще. «Веселиться» - вернее сказать потому, что это вовсе не смешно - смотреть, как умирает одна замученная жертва за другой, за ней ещё многие и многие. Зачастую устраивались даже «развлечения» с несколькими пытаемыми, тогда и яд доставался только одному - «счастливчику», умиравшему за две - три минуты, а остальные умирали сами, долгою, мучительною смертью в подвалах Малфой-мэнора. Именно там обыкновенно устраивались массовые пытки. Подвалы-то большие, клеток в них полно, да и не запирали замученных в клетках этих. Они, как валились мешком на каменный пол, так больше и не вставали, только корчились в агонии.
Вот и получал я за невлитые яды Crucio за Crucio. Было больно, но это была боль заслуженная, боль расплаты за сваренные яды и загубленные в муках жизни.
Что теперь прикажете делать с наверняка отупевшим от постоянной работы Томом Реддлом, магом - загадкой?..*
… Внезапный поцелуй застал Северуса врасплох.
– Квотриус, ты?
– спросил он довольно глупо.
– А кому же ещё быть,
– игриво ответил тот.
– Может, предпочтёшь меня одному из рабов своих? Солдаты, против обычая, мало насиловали молодых мужчин сегодня, так свежи рабы твои и много младше, нежели я.
Квотриус откровенно насмехался, но любя, над высокорожденным братом. Уж он-то точно знал, что Северусу рабы противны самим существованием своим.
– Квотриус, да разве время сейчас? Ты только послушай, что вокруг творится… - и Северус осёкся.
В лагере стояла практически полная тишина, изредка прерываемая то тут, то там плачами женщин, в очередной раз насилуемых солдатами - новоиспечёнными Господами, но вокруг была ночь. Спали только те, кто был не слишком охоч до женщин потому, как успели совершить свои воистину множественные подвиги разыгравшейся похоти сразу после сражения, а потому не набрали достаточно пленных баб - в пылу после битвы всем изнасилованным перерезали глотки.
Но и этих коротких, жалобных всхлипов, похотливого рычания мужчин и какого-то страшного предчувствия скорой кары за свершённые злодеяния, повисшего над лагерем, словно полоса тумана, осеннего, промозглого, тяжёлого, хотя на самом деле ночь была чистой и довольно ясной - светила Луна в три четверти - было Северусу достаточно, чтобы отогнать от себя всякое любовное желание, хотя его кровь была всё ещё горяча после боя, и плоть неспокойна.
Но Снейп усилием воли усмирил разыгравшееся было от поцелуя, такого родного, жаркого, склоняющего к… Нет, нельзя, после множества убийств, уже свершённых, и насилий, ещё чинимых, нельзя было предаваться им с Квотриусом чистой любви, разделённой, одной на двоих, в этом вертепе греха.
– Нет, нет, Квотриус, побойся богов. Почувствуй - ты же маг - над лагерем веет опасностью, карой небес - слишком много крови, возлюбленный мой, мы все сегодня пролили, всё войско, да и мы с тобой в отдельности.
– быстро, склоняясь к любимым губaм, бормотал Северус.
– Нет, нет…
Они жадно поцеловались, потом снова и снова.
После поцелуев голова закружилась, как от хорошего коньяка, и Северус быстрыми, рваными движениями начал раздеваться, шепча:
– Нет, нет, мы не должны сегодня… Это грех. Смотри, какая яркая Луна. Разве вам, ромеям, не слишком светло?
Он спрашивал, время от времени, всё чаще припадая, как больной горячкой к кувшину с водой, выпрошенному у родных и врача, того, злого врача, что запретил больному пить, к губам Квотриуса, красным, как кровь… Как море пролитой крови.
Невнятные шорохи и лепетания.
Звуки поцелуев, отрывистых, быстрых.
Долгий, очень долгий поцелуй и приглушённый стон.
Длительное молчание, прерванное звонким шёпотом:
– Северу-ус-с! Тебе не нравится то, что я делаю?
– Это… очень необычно. Я не знаю, как это выразить словами…
– А ты не говори, брат мой возлюбленный, просто чувствуй. Если тебе не понравится, тотчас я прекращу…
– Думаю, о-о!
– мне уже нравится, да, Квотриус, теперь ещё один, последний… Так… Так, родной мой…
– Я нащупал, сейчас, сейчас, вот!
Громкий стон, напрасно приглушаемый, через сжатые зубы.
– Кричи, Северус! Отдайся страсти и наслаждению! Разве не хорошо тебе сейчас?
– О-о! Кво-о-три-и-у-у-с!
– тихо, стеная.
– Северу-ус! Иди же теперь ко мне, возлюбленный. Вот я, весь пред тобою.