Звезда Аделаида - 2

GrayOwl

… - Коего я не испил. Жажду, о как же жажду я его! Позволь хотя бы слизать его, ещё горячее, с живота твоего, столь впалого, что заветное местечко на нём растянулось и не углублением больше является сладким и мягким, но лишь ямкою небо…

– Не возбуждай меня без нужды, ибо весьма утомлён я. И не из Аида печального, не из-за Леты глубины непроглядной, кою не переплыть обратно, явился новый твой, божественно прекрасный облик, а прекрасные, милостивые боги не отказали тебе в красоте поистине неземной. Так благослови их - богов, коим поклоняешься ты. Лишь прошу, оставь мой живот в покое - он столь некрасив

сейчас, по твоему же описанию.

– Но… разве… даже упоминание о месте сём… запретно или…

Начал говорить и вдруг остановился прекрасный, зеленоглазый незнакомец со столь правильными чертами, что он казался ожившей греческой статуей. Он оторвался от своего занятия, на котором он таки настоял - слизывать капли спермы с живота возлюбленного брата. В этом Северус ему не столь уж и препятствовал. Но, всё же, продолжил великолепный «бог»-в-которого-превратился Квотриус:

– …Так возбуждает тебя?

– Представь себе, да. Только начинаю вспоминать я с подробностями, как ласкаешь ты его, и вот - смотри, уже готово. И сие, несмотря на общую мою страшнейшую слабость и усталость после… Впрочем, сие неинтересно и мелко да и буднично.

Глава 39.

Член Северуса и впрямь снова напрягся, но обладатель его оказался жесток к своему «дружку» - дал приказ отступать, то есть, сворачиваться в трубочку и не отсвечивать. Так оно и вышло. Квотриус, не полностью удовлетворённый, только лишь раззадоривший себя ласками возлюбленного брата, лёг рядом с ним и откровенно прижался к его телу членом, к которому относился явно с большей любовью, чем Северус к своему. А потому дал ему полную волю, вовсю, бесстыже из-за страсти, его обуревавшей, натираясь о бедро Снейпа, несмотря на его костистость.

Профессор был изнемождён сильным оргазмом и последующими ласками и с неохотой взял в руку член любовника, сделал несколько вялых движений. Квотриус, или кто это был на самом деле, застонал от разочарования. Этот стон стал последним воспоминанием Северуса перед тем, как он… провалился в глубокий сон.

Проснулся он от ощущения, что его костлявые колени больно придавлены друг к другу некоей немалой тяжестью. Он дёрнул ногами, чтобы избавиться от неведомого груза. Было тихо и темно, за, наконец-то, закрытыми ставнями шёл холодный дождь, неторопливый, как сама вечность, и, кажется, словно неостановимый никогда, как маятник главных часов Хогвартса, мерно качающийся из стороны в сторону с небольшой амплитудой, усердно отмеряя отрезки прожитого всеми обитателями замка времени.

Северус с превеликим усилием, напрягшись всем телом, выдернул ноги из-под тяжёлого нечто, и в опочивальне раздался жуткий храп. Ну, конечно же, это Поттер опять забрался к нему, Севу, на ложе.

– Поттер! Поттер! А ну-ка просыпайтесь!

– А? Но… а-а-у-у, - зевнул несносный прилипала, - ведь ещё только ночь, прекрасный воин, а-а-у-у, благородный хозяин, мой любимый про-х`э-с-сор Снэпх`!

– Значит, вы, Поттер, утверждаете, что я ваш любимый профессор? Смешно, честное слово, даже слушать вас. Заметьте, я даже не спрашиваю, как вы пробрались в мой х`нарых`.

... А произнесите-ка правильно, как на родном, по-настоящему родном для вас англском: «Профессор Снейп, сэр», тогда оставлю вас спать на своём ложе до утра. А нет - так позову раба моего

х`нарых`, и он выгонит вас снова.

– Проаффэссо Снэйпп, сээ.

– Ещё раз то же самое. Итак, прошу. «Профессор Снейп, сэр». Теперь я внимательно слушаю вас.

Снейп от предстоящего удовольствия даже лёжа, по привычке, скрестил руки на груди.

– Проффессог` Снейпп, сэг`. Так хорошо, правда?

– Для первой попытки довольно.

Северус был одновременно и доволен достижением своего «ученика», и недоволен отсутствием поводов посмеяться над неуклюжестью речи Гарольдуса. А она возьми да и окажись весьма сносной. Талант звукоподражания или это действительно бессознательная память о родном языке?

– О-о-о, Гарольдус, да вы опять замочили мне пол-лёжки. Вы что, снова мылись?

– Да-а, Гарольдусу сначала было очень холодно выходить из большого х`нарых` на свободу, ту, что-внутри-ограды. Но я… он… в общем, всёж-таки я ...

– Так вы определились, кто вы, Гарольдус - я или он?

– Я! Я опредэлилх`ылса.

– Наконец-то. Да вы молодец... Гарри. Такое сложное для вас слово произнесли! Я в восторге от вас.

Воодушевлённый восхвалениями любимого человека, правда, плохо понятными, Гарри продолжил свой увлекательнейший, «приключенческий» рассказ.

– Я вышел под дождь, мне ж не привыкать к дождям, когда облетают листья, это ж завсегда так, когда заосеняет. А потом пошёл к дыре-с-водоёмом, взял и натёрся скользким кусочком то-что-хорошо-пахнет, и сам весь им запах, потёрся руками, а дождь всё лил, как из корчаги без-дна, совсем много пальцев раз вре-мя. И мне уже не было холодно. А, наперекосяк, ну, навыворот, ну, не тот-кто-как-ты-навыворот, а оченно хорошо.

А потом я одел одежду благородных рим-ла-нх`ын-ин-ов, но она прилипла к телу и тоже стала мокрой, а я…

И Северус под невразумительное бормотание Гарри опять отдался объятиям...

прекрасного Морфеуса, вовсе не того страшилы с выпученными глазами с чёрными крыльями, а прекрасного черновласого бога с чёрными же глазами, собравшими в себе весь свет тьмы - звёзд.

Когда Снейп проснулся, ставни всё ещё были закрыты, но сквозь щель между ними проглядывал неяркий свет раннего утра. Из окна дуло. Нещадным, холодным, влажным воздухом. Было так свежо и прохладно, что Северусу захотелось, чтобы его обнял, прижавшись всем горячим телом, брат. Но… В наличии был только Поттер, обжиматься с которым, с одной стороны, не хотелось, а вот с окаянной другой стороны двуликого Януса… Он был бы не прочь прижаться даже к, наверняка, уже обсохшему и теперь тёплому Поттеру. Ведь у него такие красивые глаза, совсем, как были у «обновлённого»… Квотриуса. Да, это были глаза самого великого и ужасного «раба» Поттера.

От такого открытия от Пот… Гарри захотелось бежать прочь и не оборачиваться. Снейп потихоньку поднялся с ложа и, дрожа от холода, направился прямиком к Квотриусу, хотя и не знал, как он примет столь ранним, холодным утром его, Сева.

Дверь была закрыта, но не заперта - в доме ромеев не было принято запираться, от того и замков на дверях опочивален не было. Но открыть дверь Северус не решался - он просто не желал ещё одного невербального Круциатуса невероятной силы, который мог бы полететь в него от заспанного, внезапно разбуженного Квотриуса.