Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
Она, поняв, что беременна, сразу же, не войдя ещё даже во вкус любови плотской, отказалась от «случек» с рабом и покаялась в страшных преступлениях, пред коими и магия бессильна - потере девичьей чести и беременности - пред отцом и матерью, умолив их ничего не говорить братьям своим единокровным… по отцу, но не единоутробным, ибо женился всякий раз Сабиниус Верелий на простой женщине из высокорожденной фамилии, дабы не успела она надоесть высокорожденному отцу и чародею, но померла бы в одиночестве, разведённая, юность и молодость отдав мужу своему странному, не понятому до самого конца своего. А не то супруги братьев - простые высокорожденные патрицианки, не ведьмы и даже не обычные ромейские колдуньи, ибо те были, в основном, из плебса - в женском отделении терм всё порасскажут всему Ницериуму - родному городу Сабиниусов.
Ницериум был довольно обширным торговым местом, на пересечении нескольких, а точнее, пяти дорог из жёлтого кирпича, находившееся всего в нескольких десятках миль* от Лондиниума, в котором у семьи Сабиниусов ещё со времени окончательного перебирания
После твердокаменного покаяния дочери и занялся Сабиниус Верелий поиском жениха для обесчещенной девицы, а живот и без того пухлой, хорошенько с малолества вкушающей агнцев и тельцов, а также вкусные горячие, в меру солёные - на соль в богатейшем хозяйстве Сабминисов не скупились никогда - дщери как назло, уже к исходу второго месяца беременности всё больше выпирал. Именно в это время Верелий, перепробовав с представительскими богатыми расходами большую часть подходящих по высокородности женихов Лондиниума, хоть и простецов - к упомянутым в разговоре с Северусом на пиру родам кудесников он и не посмел сунуться!
– представляя им уже, к огромаднейшему сожалению заметно нечестную дочь для помолвки, заранее обговорив с отцами многих претендентов на помолвку богатое приданое невесты, совсем было отчаялся. Все вероятные женихи, едва завидев Адриану, молча, с видом безучастности или, напротив, с гадкими, сквернословными оскорблениями в её адрес, уходили и говорили высокорожденным отцам, что невеста - вовсе не девица, но девка гулящая, а, значит, жениться столь высокорожденным патрициям на путане не можно. Ибо, кто знает, от… которого из своих, быть может многочисленных любовников да ещё и непонятного происхождения, забеременела хоть и высокорожденная, но… гулящая, пошалившая сучка.
Как вдруг пришло спасение в лице одного из многочисленных родственников, рассказавшему о захудалом городке Сибелиуме, что на дороге к посёлку Марине, что на берегу Внутреннего моря. О городке и посёлке сих Верелий услыхал впервые также, как и о некоем весьма высокорожденном и по возрасту, вроде бы подходящем потенциальном женихе из семейства Снепиусов для его воистину полностью провинившейся, но и… раскаявшейся дочери, по своей воле изженившей из сердца своего грязного соблазнителя - раба. Если бы чванливый Верелий мог прочитать истинные мысли несчастныя дщери своея, так и не разлюбившей негнодного раба, он был бы воистину изумлён и, скорее всего, соответственно невесёлой, но правдоподобной идее Северуса, заавадил бы единственную, любимую, законнорожденную дочь не жалеючи. Но Верелий, как и его отпрыски, как выяснялось по мере знакомства с этой весёлой семейкой, многого не ведали…
О роде полководцев и всадников Снепиусов, усмиривших всего одним легионом солдат Божественного Кесаря, расквартированных в городке, не прибегая к чужой помощи, множество племён варваров в округе Сибелиума, наведя и в самом городке, и на полях колонов Господских, подвергавшимся захвату, разгрому и многочисленным убийствам граждан и их колонов, добрый порядок, даже кичливый Верелий слыхивал и знал только хорошее. Семья небольшая, крепкая, дружная, богатая, имение в полном порядке, ведут его, правда, по слухам, эти Нелюди - пикты, но, знать, хорошо ведут, рабов и колонов довольно, мятежей против Господ никогда не подымают. В семье единственный высокорожденный сын, наследник, он же - Господин дома. О Квотриусе и Нине родственник даже не упомянул Верелию, считая, что рабские дела и жизнь усыновлённого полукровки, наверняка, больная тема для старшего Сабиниуса. «Верно», - думал думу Верелий, - «сам высокорожденный отец Снепиус Малефиций Тогениус уже столь стар, что передал звание сие высочайшее в доме, сыну своему позднему по имени Снепиус Северус Малефиций». Последний же обладал, правда, по рассказам сего родственника дальнего, болтливого от роду и простеца неуважаемого, видевшего Господина дома Снепиусов лишь на обратном пути из деловой поездки, заставившей на несколько недель застрять в этой сущей дыре Марине, совсем неромейской внешностью. По пути чиновника в Марину оба Снепиуса и даже этот усыновлённый выблядок - полукровка были ещё в дальнем походе на каких-то варваров. Проезжая Сибелиум на обратном пути и погостив пару-тройку деньков, высокорожденный болтунишка практически и не видел Господина дома в лицо - тот только приходил в трапезную, за общий стол не ложился, но благословлял трапезу, разделывая агнцев как-то не по-ромейскому обычаю, с тем же и удалялся, к пище не притрагиваясь вовсе. И был Снепиус Северус на привидение живое похож, так худоба чуть было не свела единственного наследника и Господина дома на костёр погребальный, как пожаловался редкому, заезжему из самого Лондиниума, гостю отец Снепиус Малефиций, вовсе и не старый и не немощный, раз воглавлял многодневный поход с двумя легионами, высокорожденный простец. Но ничего, Адриане в её… ставшем критическом положении уже не до внешностей женихов
Как только тот самый потенциальный жених Снепиус Северус с отцом, всё ещё возглавлявшим войско - целых два легиона!
– вернулся и немного пришёл в себя, отдохнув дома и поев то, что ему по нраву, Сабиниус заслал к его отцу гонца, опять-таки родственничка, только представительного, в возрасте, с просьбой устроить заочную помолвку. Что само по себе Верелий никак понять не мог, а то, что он не понимал, казалось ему странным - старику даже шестидесяти лет от роду не позволили бы вообще отправиться в поход на восточные окраины Альбиона, не то, чтобы ещё и руководить войском. Но странно или нет, отчего Снепиус Малефиций отдал Господство в своём доме сыну, будучи хоть и на склоне лет для ничтожного простеца, но ещё вполне мощным мужчиной и всадником, известным в тех краях военачальником, а замуж дочь надо выдать как можно скорее, иначе… О том, что будет «иначе», даже сам Верелий боялся думать - придётся пригласить знахарок и колдуний, оповестив, таким образом, весь Ницериум о произошедшем позорище, дабы те вытравили из Адрианы негожий плод. Гонцу, хоть и бывшему высокорожденным патрицием, но… простецом было наказано уведомить Снепиуса Малефиция Тогениуса, мол, приедет сам Сабиниус Верелий Когитус, а это - великая честь для несколько, но совсем немного уступающего в знатности роду Снепиусов. Однако матерь будущего жениха происходит из прежнего императорского дома Божественного Кесаря Гонориуса* * * , а это, поверьте, немалого стоит, хоть и сдал он Рим готам, так ведь валом валилми - откудва же у ослабевшего («А всё из-за веры новой, незнаемой!»). А невеста, следовало сказать гонцу, дескать, плохо переносит тряскую, весьма и весьма долгую дорогу. Это была поистине магическая, большая хитрость - подавить военачальника знатностью собственного рода, коий решил породниться с его фамилией, но не показывать жениху Адриану с округлившимся до непристойности животом, а переехать всею семьёю в этот, милостивыми и грозными богами забытый, некий городок Сибелиум прямо накануне свадьбы. В таком случае слова расторжения помолвки из уст жениха могут и не прозвучать. Но вполне могут и…
Почему же не соизволил приказом своим изгнвать плод рабского происхождения из утробы своей вовремя покаявшейся пред родителями умницы - дочурки? Во-первых и в главных, боялся огласки, а во-вторых, ведал он, что от избавления - «вытравливания» гнусными зельями первенца - может и вовсе стать бесплодною его любимая, единственная (законная) дочушка.
Сабиниус, сославшийся на здоровьишко, и вправду, изредка донимавшую его подагру, не пошедший сопровождать дщерь к очной, долгожданной помолвке, ибо, если уж признаться себе до конца, не по нраву пришёлся ему неведомо, где и у кого обучившийся магии жених, вытворявший такие чудеса, каковых он никогда сам не видел за всю долгую жизнь. Потому-то Сабиниус Верелий и не знал исхода встречи впервые встретившейся пары. Не верил он, что Снепиус Северус в своих странствиях, пусть и долгих, для его возраста слишком долгих, достиг самой Александрии Великой и изучил все премудрости волхвов и кудесниников тамошних, как в Тёмной, так и в Светлой Магии…
И правильно соделал... В это время Адриана уже схватилась за низ живота, воскликнув:
– О Северус, любый мой жених превыше живота моего («Да уж, это точно сказано - не в бровь, а в глаз!»), неужто отравить решил ты меня? И за что, о жених мой, едва лишь встереченный и наречённый мною?! Что соделала тебе я дурного, непроститтельного, едва успели мы увидеться?!
– вопила невеста, чувствуя болезненные толчки изнутри.
– Успокойся, о Адриана возлюбленная моя, это, верно, ты съела что-нибудь.
Жирных агнцев да и сладкого, верно, переела. Эй, братья, раз вы так любите сестрицу свою, как соизволили кричать - не говорить даже о сём, сопроводите её в уборную да поскорее. Сами же вы там уже побывали, и не раз, так что не заплутаете. За мочу - да будет на вас благословение милосердных богов! И вам уж пора в бадью с мочой дома Снепиусов славных опорожниться - вот вам и повод да каковой! Вы ещё сами не представляете себе, ради… кого вам стоит поторопиться и поднять наетые бараниной… животы с подушек. Хотя знаю я, насколько удобны они и мягки, подушки-то, а не животики у… некоторых.
Снейп глумился безостановочно и с превеликим удовлетворением за поруганную ранее пьяными братками честь брата своего, избитого ими, зная точно, что Абортирующее зелье начало действовать. Ему было нисколько не жаль Адрианы, согрешившей, очевидно, с рабом, пусть и умным, и начитанным - он рассмотрел в разуме невесты библиотеку, красивым на её вкус, но столь низко павшей.
Однако сейчас у него возникли серьёзные сомнения насчёт исполненного начинающейся и разрастающейся по всему низу живота боли, внезапно потерявшего, и не от боли, нет, игривость, завлекаемую составляющую, а ставшего проникнутым истинной, а не разыгранной нарочито любовью, взгляда невесты. Наконец, до горе-зельевара дошло-доехало, в чём была его колоссальнейшая ошибка, настолько грубая и глупая, что у него не хватило сил даже просто поразиться своей недалёкостью и дурной памятью.