Звезда Аделаида - 2

GrayOwl

Лорд Малфой не знал о секретных папочках на… всех попечителей, считая, как всегда, что только о его амурных похождениях пишут бульварные писаки, но и не ведая о столь ценном достоянии господина Директора, а потому сам с единомышленниками усиленно боролся за тот самый единственный голос, который переломит ситуацию в Попечительском Совете. В том, что голос рано или поздно купится на щедрые задаривания и галеоны, впрочем, для состояния Малфоя совершенно ничтожные, сам лорд даже не сомневался, но и не торопился… пока оплачивать излишние траты этого самого «голоса» - известного мота и карточного игрока. Ему деньжат надо подкинуть в последнюю очередь, не то проиграет и потребует ещё.

Одновременно Люциус Малфой своими средствами усиленно «копал» под виновника всех бед - министра магии, который объявил возлюбленного паче чаяния кума «во внутриминистерский ро…». И лорду повезло - а как же могло быть иначе!
– добыть много качественного компромата на ненавистного по собственным соображениям Скримджера через свои, великосветские связи, казавшиеся поистине безграничными.

И бесценных колдографий министра-резвунчика, любившего пожить с размахом, сделанных в самые неподходящие, позорные, даже шокирующие моменты жизни министра, было множество. А тот любил колдокамеры и колдографии, как будто специально ради удобства собирания компрометирующих материалов на него, мини-и-стра-а ма-а-агии, ради потенциальных недоброжелателей.

Да и не отобранные Тонкс за простым стрёмом, что кто-нибудь сейчас точно заявится в комнату с липовым шифром и банальным неимением времени просмотреть всю картотеку, документы каким-то образом перекочевали-переехали в руки лорда. Да, опять и снова из той самой, пиететом около тысячи сотрудников и личными кодами, снабжёнными и сообщёнными только нескольким десяткам из всего штата, охраняемой комнаты в Аурорате. Оказывается, не одна Тонкс не страдала комплексами относительно закрытой «наглухо» «аппетитной» двери, но нашлись и другие изменники правому делу и своих, и, что самое страшное, министерских Ауроров. Среди документов, добытых из «зашифрованной» комнаты, были «пыточные протоколы», полные настоящего садизма, a-l'a Волдеморт в лучшие годы, причём второго пришествия, только полными графами типа: «изнасилована пять раз», «изнасилован трижды, во время третьего вкупе с трёхминутным Crucio, скончался, на всякий случай применена Avada kedavra». Всё это разнообразие и «благолепие» было получено без затраты единого кната, просто ради разрешения побывать на светском знаменитейшем банкете и танцульках в самом гнезде великосветского «разврата» - Малфой-мэноре. Никто не обещал им, этим пешкам в игре, которую затеял сам лоpд Малфой и к которой вскоре подключился возлюбленный сын, что они будут приглашены наряду с аристократами - дамами и кавалерами британского магического бомонда, об этом все как-то сразу забывали, растерянно соглашаясь быть удостоенными чести побывать в имении самих известнейших лордов Малфой.

И лорд Люциус действительно решил пригласить этих низкого, недостойного пошиба волшебников и ведьм - не только всего с третьего по восьмое-девятое поколениях, но, самое ужасное, противоестественное и, казалось бы, унизительное - обычнейших магглорождённых. Но для постоянно и давно, безраздельно влюблённого лорда Малфоя, хоть и менявшего любовниц и любовников едва ли не ежеквартально, сделать что-либо ради того хотя бы, чтобы Северус перестал скрываться, и он, Люциус, мог увидеться с ним хотя в Хогвартсе, подарив что-то из ряда вон, ничто не могло быть унизительным - даже присутствие в Мэноре презренных магглорождённых. Абсолютно всем магам, помогавшим высшему свету бороться против неугодного лорду Малфою из-за объявленной недальновидным, в сущности, министром дрянной, недостойной и беспочвенной охоты на возлюбленного кума Северуса, к тому же, министра, достаточно глупого и не осведомлённого, чтобы проговориться о розыске сиятельного графа, выслать торжественные приглашения на первый же светский ужин после смещения с поста Скримджера, а, значит, полной победы. Светский ужин, правда, будет организован для таких же нечистых, как все они, эти шестёрки, но они-то думают, что их с налёта примет бомонд! А-а, на самом деле, о чём думают «шестерёнки» в налаженном ими же часовом механизме! Кому это интересно! Они же всего лишь одушевлённые механизмы, не более.

Ничего, высший свет в годы фактического властвования Волдеморта и не так натерпелся, и не такое магическое отребье вынужден был принимать, значит, потерпят и обитатели Малфой-мэнора, тем более, что любимый сын - на стороне отца. Люциус решил, что будет, как хозяин, присматривать за… этими и, значит, находиться в кругу гостей. Но решался он на это долго и мучительно и, в итоге, запретил Драко, хотевшему помочь отцу, пребывать и вообще появляться в… такой, дурно влияющей на нежных юнош, испорченной плохими, низкопробными манерами, среде.

А по поводу магической швали не так уж и давно прошедших времён и далеко незачем было ходить. Вспомнить одного только гнусного палача МакНейра, сейчас выступавшего в Попечительском Совете против коалиции лорда Малфоя - нахал, ведь пищу самую, что ни на есть, тончайшую, деликатесную вкушал с чавканьем и рыганием в Мэноре после моря крови, разлитого в пыточной обширной зале поместья.

Изредка и Ближний Круг позволял себе повеселить Лорда «забавными», самоизобретёнными тёмными проклятьями, на которые особенным мастером был Северус, никогда не применявший своих «шуточных» пытательных проклятий, среди которых преобладали черномагические, но записывающий их пером в небольшой маггловский - да, маггловский, дрянной, бумажный блокнотик. Изредка он «расплачивался» формулами и пассами сложных составных заклинаний с Люциусом, когда тот посещал профессора Зельеварения в его апартаментах в Хогвартсе.

Лорд почти всегда был весьма доволен «шутками» своих ближайших соратников, а уж если Люциус применял «штучку» от Северуса, то пределов восторга у Волдеморта не было - так действенны и жестоки были эти проклятые черномагические заклинания, почерпнутыми, в большинстве своём, но об этом знал только сам «изобретатель», из старинных гримуаров по колдовским процессам маггловского -

опять маггловского!
– Средневековья. А во время развлечений сам гордый граф Снейп варил яды и, как знал на этот раз ещё один, безмерно гордый оказанным доверием применить «шутку», волшебник - только Малфой, очень торопился при этом, чтобы помучалась жертва всего ещё две-три страшные минуты, да и отошла бы душа её к Создателю.

Теперь же просто-напросто хамовитый МакНейр, словно мгновенно проглотил совесть (если совесть может быть у палача), и память потерял и об изысканной, необычайной на вкус пище, той, что подавалась домашними эльфами, и о необыкновенном кулинарном мастерстве эльфов-поваров, чьи произведения преподносились участникам Ближнего Круга. Разумеется, после, а не до развлечений среди «своих» в той обширной, с потёками крови на стенах и целым морем разливанным на полу, в кровавом круге того зала сразу после пыток и убийств, ещё с неубранными трупами, попирая их ногами в красивых туфельках на шпильках, любила танцевать безумная Бэллатрикс. Зачастую пиры, а, вернее сказать, попойки, продолжались в обширных подвалах с винами, куда вёла из пиршественной, красиво и с блеском убранной залы специальная широкая винтовая лестница, оставлявшая Бэллу плясать в море крови… за стеной, чтобы остальных отобедавших не вырвало свежевкушёнными яствами.

Да и о кровной, неразрывной даже в течение всей жизни, связи с Люциусом и остальными особами, приближенными к трону, хам МакНейр, кажется, подзабыл. А такая связь-то была!

Все члены Ближнего Круга по выдуманному приказу проказничавшего, вот ещё - шутничок нашёлся!
– Волдеморта были повязаны единением крови из пореза на Метке - самого больного места на коже, так, что ощущение после вспарывания изображения змеи на Метке серебряным кинжальчиком походило по действию на несильный Круциатус, и текла оттуда кровь чёрная, нечеловеческая, предельно густая. И прикладывали они все порез к порезу, дабы по средневековому, вычитанному и возведённому в закон этим любителем маггловского Средневековья - Лордом - обычаю, объединить деяния рук своих, да ещё для крепости создать круговую поруку. И лорд Малфой, и граф Снейп, мучаясь от боли, прикладывали свои предплечья к рукам не столь чистокровных, но в допустимых пределах, Нотта, Крэбба, Гойла, Розье, известия о семьях которых затерялись в веках, а восстановить хроники благородных фамилий никому ещё удавалось, чистокровного, но иноземного, а, значит, чужака Долохова, столь же чистокровного, как и лорд Малфой, Эйвери из рода первых волхвов Альбиона - Эверитусах римских времён, происхождением из плодородной Галлии, предельно чистокровной четы ЛеСтранж и… гадкого грянокровки МакНейра. Все действующие лица и исполнители этого не смешного, но какого-то таинственного ритуала смешивали свою чистую голубую кровь, отобранную поколениями селекционной работы предков с кровью палача и сына маггловского мясника. Ф-фу, что за гадливую мерзость, даже при воспоминании охватывающую лорда Малфоя, придумал тогда этот скотина - полукровка, их тогдашний царь и бог, узнавший с помощью Северуса об этом обряде, но лишь двустороннем, а не групповом, мордредов приверженец старины глубокой, то же ещё нашёлся, самозваный «Лорд» Волдеморт! Слава Мерлину, Люциусу Тёмный Лорд приказал не прикладывать кровящего пореза к руке собственной жены, чтобы их брак не считался кровосмесительным и не подлежал бы немедленному расторжению. Хоть до этого додумался, а, скорее, побоялся реакции любителей светской хроники, узнавшей, что любящая, несмотря ни на что (под этим «что» подразумевались постоянные измены лорда супруге, ах, такой бедненькой, красивой, как вейла, и всепрощающей) пара должна будет внезапно развестись. Какой скандал! Какой скандал! А Волдеморт не любил прилюдных скандалов, хоть и оказался в итоге грязным, злобным, садистически настроенным полукровкой. И это лорд Волдеморт, глаголивший почти на каждом собрании Большого Круга о чистоте крови, как о некоем, уже навязшем и в зубах, и в печёнке, злостном каком-то, как казалось, фетише!

Глава 75.

Правда, фактическое время кровосмешения и семяизвержения закончилось, хоть и не в первую же ночь самого громкого брака во второй половине двадцатого столетия, как поговаривают злые, брешущие языки, но уж точно, что в первые же два-три месяца супружеской жизни. Лорд Малфой и не помнил сейчас точно даже даты своего брака, так нашумевшего в прессе. Да, Нарцисса Блэк оказалась действительно прозрачной, прекрасной, как вейла, совсем невинной и неумелой поначалу… да так и не обучившейся Весёлой Науке - у неё просто не хватало ни времени, ни, главное, желания учиться доставлять супругу хоть малейший намёк, правильно ли он действует, работая над её телом, лежащей бревном, целомудренной и бесстрастной… льдинкой. Далеко не под стать своему пылкому супругу, с гордостью ещё долгие и долгие годы носившему «титул» Слизеринского Принца, которому столь тяжко пришлось растапливать толстый слой этого льда на тонкой коже женщины в надежде зачать наследника, доставив женщине удовольствие. Тогда бы она, по волшебным меркам, точно забеременела именно мальчиком - продолжателем имени лордов Малфоев в веках. А именно для этого прекрасная, но абсолютно бесстрастная, хоть и превосходно выглядевшая до самой смерти, Нарцисса Блэк стала леди Малфой, именно из-за этого наследственный лорд Малфой, поборов собственное «не хочу, не желаю её!», почти каждую ночь приходил к нелюбимой ещё с первой брачной ночи, да что там, ещё с помолвки, навязанной долгом перед будущим поколением, супруге во Мерлине, чтоб этого Мерлина да за яйца подвесить!