Звезда Альтаир
Шрифт:
Глава IV
Любительские спектакли, лекции, курсы обучения ремеслам, народные хоры — все это нашло себе пристанище в Народных домах Туркестана. Собирались строить Народный дом и в Самарканде. План этот просматривался всеми, кто имел отношение к кружковой деятельности среди широких слоев населения — руководителями любительских кружков драматических, хоровых. Вяткин же числился председателем кружка Пушкинских чтений и с удовольствием углубился в изучение проекта Народного дома.
Со
Генерал не посмотрел на подписи, отослал записку в Ташкент и через полгода проект Народного дома, с дополнениями Вяткина, прибыл обратно в Самарканд для выполнения. Утвердили. Началась постройка. Велась она на средства Городского хозяйственного управления, велась медленно, затягивалась. Но подрядчик попался добросовестный, материалы доставлял наилучшие, строил прочно, добротно. И вот в один прекрасный день, почти напротив окон Василия Лаврентьевича, поднялось и зарозовело нарядным жженым кирпичом новое отличное здание.
В Областном Правлении наступили к тому времени перемены. Гескет, присвоивший порядочное количество казенного добра, отбыл, скрыв свой новый адрес. Чернявский, прослуживший с 1868 года в Туркестанском крае, подался на пенсию. Главным лицом остался советник Областного Правления коллежский асессор Василий Лаврентьевич Вяткин, Ваше благородие и пр. и пр.
Обласканный высшим начальством, незадолго до этого совершивший открытие мирового значения, весть о котором облетела все цивилизованные страны, удостоенный высшей ученой награды — золотой медали имени барона Розена, он почувствовал под ногами твердую почву и… самовольно занял здание Народного дома под городской музей.
Произошло это так. Когда затянувшаяся стройка пришла к концу, выяснилось, что здание хоть и готово, но сметой не предусмотрены средства на его обстановку. Деньги добросовестно истрачены на мозаичные мраморные полы, цветные витражи в двусветных готического стиля окнах, на тонкую отделку потолков. На все хватило, даже на красивый, из жженого кирпича с затейливой решеткою, забор.
Но в здании не было ни стола, ни стула, ни даже самой дешевой ситцевой занавески. Отлично отделанный дом стоял пустым.
Городской архитектор титулярный советник Иван Петрович Лебедев слыл человеком бесхарактерным и слабым. Он трепетал перед начальством и боялся самой малейшей ответственности. Осмотрев с подрядчиком новое здание, архитектор заспешил собрать комиссию, которая бы приняла постройку. Но начальства нет, собирать некого. Лебедев завернул к Вяткину. Василий Лаврентьевич выслушал господина Лебедева.
— Чем, собственно, я могу помочь? Двери Народного дома заперты, ключи у вас в кармане, входы опечатаны.
— В том-то и дело, что
— Но ведь в доме-то нет ничего?
— Нет. — Лебедев развел руками.
— Дом-то ведь воришки не унесут? — улыбнулся Вяткин.
— Не унесут. И все же боязно носить эти ключи. Ответственность лежит на мне. Акт подписан, дом с плеч подрядчика сошел, и теперь я отвечаю.
— Уж и не знаю, как вам помочь, Иван Петрович. Разве вот что: давайте мы эти ключи положим вот сюда, в сейф. Хотите?
— Голубчик, вы бы меня выручили! Отличная идея. Если потом и спросят, я отвечу, что ключи оставил в сейфе в Областном Правлении.
Господин городской архитектор успокоился и ушел. А Василий Лаврентьевич, прикинув возможности, решил использовать Народный дом под музей. Хотя бы временно. Сырая, протекающая церковная пристройка уже давно не вмещала ни мебели, ни экспонатов. Невозможно выставить коллекции нумизматики, этнографии, орудий труда, плохо показана история вхождения Туркестанского края в состав России. В ящиках лежала библиотека, которая должна была бы функционировать при музее, штат состоял из двух человек. Разве это музей? А тут — роскошное помещение пустует уже целый месяц! И Василий Лаврентьевич решился. Со сверкающими глазами прибежал он к Иванову.
— Кирша, Кирша, дай из школы десять стульев и два стола, — просил он. — У меня и шкафы есть, и витрины, а вот стульев нет и столов нет. Я поставлю в читальном зале два больших стола, шкафы с книгами и стулья. А остальные залы под музей пойдут, для него у меня все в наличии. Открою в здании публичную библиотеку с читальней — и мне про музей никто ничего не сможет сказать. Тогда меня оттуда никто не выкинет! Дашь?
— Ну, что мне с тобою делать! Бери уж. Да я сам все привезу. Еще две скамейки дам.
Вяткин бросился обнимать Киршу.
— А на чем ты мне их привезешь? Подвода где?
— Есть у меня подвода. Привезу.
— А не мог бы я несколько раз сгонять ее за экспонатами?
— Вот ты какой настырный! Нахальный прямо!
— Ну, Кирша же, ну, Кирша! Как нам не быть нахальными, когда мы казаки? Иначе дворянство пахать будет на нас.
— Ладно. Гоняй подводу, пей мою кровь! Так тебе, Василь, сейчас стулья?
— А зачем откладывать? Давай сейчас.
Так начался переезд в новое здание музея, детище Василия Лаврентьевича Вяткина.
Была уже ночь, когда от бывшей Георгиевской церкви, с ее подземельями и гробами, по темным улицам Самарканда поехали нанятые Вяткиным арбы с имуществом. В три часа ночи Вяткин, вытирая мокрый от пота лоб, повесил на дверь опустевшей пристройки большой замок и пошел в новое здание.
Впереди у него было два праздничных дня, которые он использовал для устройства музея. Приглашенный на помощь Таш-Ходжа взял на себя обязанности сторожа и никого в музей не пускал. Так же бдительно он следил за тем, чтобы во дворе не было ни суеты, ни движения.