Звезда Одессы
Шрифт:
Вой ненадолго прекратился, потом в глубине квартиры раздался слабый лай. Я сосчитал до четырех и повернул ключ до конца.
В сумрачной прихожей навстречу мне хлынул верблюжий запах в удушающей концентрации; я почувствовал, как заслезились глаза, и толкнул застекленную внутреннюю дверь. В квартире было совершенно тихо.
– Госпожа Де Билде? – произнес я негромко.
Я поискал пальцем выключатель и нашел его так быстро, что даже испугался, когда от тусклого желтоватого света прихожая наполнилась коричневым жаром.
– Госпожа Де Билде? – крикнул я еще раз, хотя точно знал, что меня не может услышать никто, кроме
Справа, рядом с кухней, была дверь в спальню, в тот момент приоткрытая; я смутно ощущал покалывание в затылке, а когда пощупал кожу над воротом футболки, раздался почти неслышный треск. Пахло уже не только верблюдом; я глотнул воздуха и закрыл нос рукой.
– Алло? – крикнул я слабым голосом.
Тут из приоткрытой двери спальни в коридорчик, пошатываясь, вышел пятнистый пес и подошел ко мне. Недолго думая, я опустил руку, чтобы он мог ее обнюхать.
– Тихо, собачка, – сказал я. – Свои.
Пес (Пират? Жулик?) ткнулся сухим носом в мои пальцы, а потом лизнул сухим шершавым языком тыльную сторону руки.
– Что случилось, собачка? – спросил я.
Я присел на корточки и взял его обеими руками за голову, что он позволил без всяких возражений.
– Где твоя хозяйка?
Я снова встал и сделал несколько шагов в сторону спальни; пес заворчал, загородил мне дорогу и просунул морду мне между ног.
– В чем дело, собачка?
В это время из гостиной донесся короткий птичий крик и звук когтей, скребущих по металлу.
– Ты уже давно не был на улице, а? И наверняка ужасно хочешь пить.
Пес еще немного поворчал, когда я пошел дальше, в сторону кухни; я старался пока не заглядывать в темную спальню. Меня бы не удивило, если бы оттуда вылетела через дверь синяя муха, и не одна.
Я наполнил водой собачью миску, держа ее над раковиной. Миску я обнаружил на газете, расстеленной у двери в сад: она стояла возле другой миски – с остатками сухого корма. Пес запустил язык в воду и принялся лакать.
– Что, хорошо пошло? – сказал я.
Я еще раз наполнил миску и снова поставил ее на газету.
Пока пес наслаждался, я выскользнул мимо него из кухни; сердце опять заколотилось, но потом, когда я толкал дверь спальни, открывая ее, и на ощупь искал выключатель, мной владело абсолютное спокойствие.
Кровать была пуста и даже аккуратно заправлена. На покрытом коричневой скатеркой переносном столике, возле желтой настольной лампы, стоял стакан с водой. У изножья кровати я увидел пару клетчатых домашних туфель, но это были не те голубые шлепанцы, в которых госпожа Де Билде выходила на улицу.
«Ходунок!» – внезапно пронеслось у меня в голове; я не видел его ни в коридоре, ни в спальне. Я пересек коридор и включил свет в гостиной. Попугайчик (или канарейка?) с глазами-бусинками уставился на меня из клетки, висящей над обеденным столом. В глубине комнаты кто-то шевелился в зарешеченной будочке, стоявшей на низком журнальном столике, – наверное, сурок или морская свинка. Но и здесь не наблюдалось никаких следов госпожи Де Билде и ее ходунка.
– Куда же делась хозяйка? – спросил я пса, который тем временем опять присоединился ко мне. – Ушла
Я почувствовал, как холодная дрожь поднимается у меня по позвоночнику – но не противная, а скорее такая, благодаря которой я вновь мог встать обеими ногами на землю.
– Если бы ты умел говорить… – произнес я, наклоняясь, чтобы погладить пса по голове. – Ты ведь видел все, что тут происходило.
Сделав короткий круг внутри сада, я вернулся наверх и в кухне наткнулся на Давида и Натали; Давид был в трусах, а Натали, судя по всему, в одной футболке. Давид только что поднес ко рту пакет молока. Оба явно испугались, когда я неожиданно вошел через наружную дверь.
– Откуда ты? – спросил сын, тыльной стороной руки стирая с губ остатки молока.
Я вошел в залитую светом кухню и, стараясь держаться как можно естественнее, забрал у него молочный пакет.
– Ребята, я звоню в полицию, – сказал я. – Вы не слышали, как воет этот пес? Я был внизу. Судя по всему, он уже который день сидит дома один. Боюсь, с нашей соседкой снизу случилось что-то нехорошее.
Я поставил молочный пакет на кухонный стол и в тот же самый момент увидел, что Натали, прищурившись, пристально смотрит на меня. Ее взгляд был совсем не похож на взгляд медсестры – не то что днем. Скорее, она внимательно изучала мое лицо, словно уже учла возможность того, что позднее ей будут задавать вопросы об этом лице – вопросы, на которые она постарается ответить как можно лучше, по чести и совести.
6
Сыщики пришли только утром. Их было двое. Один – смуглокожий, похожий на индонезийца с Молуккских островов, другой – с заплывшими, усталыми глазами, какие бывают при расстройствах сна или злоупотреблении алкоголем. Они показались мне не слишком смекалистыми: не те, кто после ликвидации подбирает с тротуара стреляные гильзы, а скорее парни, которых посылают, чтобы разобраться в ссоре между соседями или вызволить кота из водосточной трубы.
Тем не менее я был начеку. Жена никогда не пропускала очередного показа «Коломбо», и обычно я смотрел сериал вместе с ней. Сам по себе тот факт, что они не соблаговолили прийти сразу после моего звонка в четыре часа ночи, еще ни о чем не говорил; например, тем, кого в Нидерландах ограбили или избили на улице большого города, уже давно не приходится рассчитывать на полицию.
– Итак, вы говорите, что эта женщина пользовалась ходунком? – спросил невыспавшийся.
Мы стояли в спальне; занавески были раздвинуты. Стало видно, что на кровати не спали. Немаловажная деталь, как мне кажется. Но я заранее решил не отвечать на вопросы, которых мне не задают.
– В самом деле, – ответил я. – Она без него вообще за дверь не выходила.
– Откуда вы знаете? – спросил индонезиец.
Как раз в это время я посмотрел на стакан воды, стоявший на ночном столике госпожи Де Билде. Вода была не совсем прозрачной, и я задался вопросом, не использовали ли ее для той цели, о которой я думал. Вопрос сыщика-индонезийца стал уже вторым, ответить на который оказалось просто; было любопытно, последуют ли трудные вопросы, но я напомнил себе, что трудные вопросы задать просто-напросто невозможно. Я вернулся домой после двухнедельного отпуска и в первый же день обнаружил, что соседки снизу нет дома. Мне это показалось чрезвычайно странным: вообще-то, она никогда не выходила из дома после шести вечера.