Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

Козловская Лора

– Ах… Вот ты о чём, – сладко потянулся Станислав. – А знаешь, брат, ни в чём нельзя быть уверенным до конца, даже если брать во внимание все ярко выраженные черты характера и внешности Ясно Вельможного пана Ордоновского, присущие и нам с тобой. Одно только бесспорно, брат Михаська: распутницами были наши с тобой матушки!.. Ох, распутницами!..

Услышанное повергло Михаила в шок!..

– Станек!.. Это грех!.. – прямо-таки ахнул он.

– Но ведь не наш грех!.. Заметь, не наш! А наших матушек…

– Нельзя так о родителях, Станек! Нельзя! – с укором смотрел на него Михаил. – Моя матушка, Станек, никогда не была распутницей. Она всю жизнь была очень скромной и работящей женщиной. А уж как всегда своего ненаглядного Селивестра Богдана любила

и любит!.. До самозабвения!.. А ещё она очень религиозна, моя матушка, и придерживается мнения, что при соитии мужчины и женщины рядом с их любовным ложем всегда крутятся бесы, чтобы распалять их воображение и тем самым вводить в грех мысленного блуда… Моя матушка настолько чиста, Станек, что даже в мыслях до безумия боится подумать о чем-нибудь непристойном. По её убеждению, Господь всегда слушает мысли людей. Да и отец мой, Селивестр, тоже очень скромный и стеснительный человек. Матушка говорила, что каждый раз, когда он намеревался побыть с ней, снимал с себя нательный крестик. Нет, Станек, я не согласен с тобой!.. Мои родители настолько скромны, что я и по сей день удивляюсь, как у них вообще родились дети. Скорее всего, моя матушка просто-напросто стала жертвой Ясно Вельможного пана Ордоновского. Каким-то образом он принудил её к связи с ним. А что она, бесправная женщина, могла с этим поделать, впрочем, как и её такой же бесправный муж, который тоже на него работал. Отказала бы она своему пану, ну и выгнал бы он её с работы… а заодно и её мужа Селивестра, если бы тот рот свой раскрыл… И как им тогда жить? Чем кормить себя, троих своих детей да стареньких родителей, которые только на печке лежали и ничем уже не могли им помочь? Одним словом, кошмар!..

– Ну, хорошо, – снисходительно ухмыльнулся Станислав, – пусть все будет так, как ты сказал… Тогда что же получается?.. Моя матушка тоже от страха Ясно Вельможному пану Ордоновскому отдалась?

– Конечно, нет, Станек! У барона с твоей матушкой всё иначе было. Уверен, что она сама его пожелала. Еще бы его не пожелать, ведь он необычайно красив и мужественен был. Попробуй тут, удержись…

– Забавно тебя послушать, Михаська! Очень забавно! – развеселился Станислав, вольготно почивающий на диванчике коляски с закинутой ногой на ногу и руками, словно крылья птицы, раскинутыми по его спинке. – Ну? Продолжай, братишка! Продолжай! Чего же ты замолчал? Очень интересно тебя послушать. И что же дальше?.. Я внимательно тебя слушаю…

– Как что дальше?! – пожал плечами Михаил. – Твою матушку понять можно, слаба она оказалась перед колдовскими чарами барона. Еще бы! Барон Ордоновский – это магия любви! Это омут сердечных терзаний, в который женщины кидались без сожаления! Устоять перед его пылкой страстью и безудержным напором сложно хрупкому женскому созданию. Не осуждай свою матушку, Станек! Вспомни своего отца, пана Войцеховского, этого маленького, пузатенького, лысенького мужчину. Неужели он может пробудить в женщине страсть?! Бред! Просто бред! А тут под боком такая глыба! Царь людей! Император! Да его сексуальная энергетика всегда и всех с ног сбивала! Станек, ты с чем-то не согласен?! – неожиданно поймав на себе полный иронии его взгляд, насторожился Михаил.

– Да вот, Михаська, думаю над твоими словами и не могу взять в толк только одного – почему это, по твоим рассуждениям, моя мать отдалась барону от страсти, а твоя только от страху. Ты сбрасываешь со счетов тот факт, что твоя матушка тоже женщина? Такая же женщина, как и все женщины, независимо от их статуса в обществе? Ты усомнился в том, что у неё, как и у моей матушки, тоже есть глаза, которые в состоянии видеть, есть разум, который в состоянии сравнивать? Сравнивать несравнимое, Михаська – роскошного барона Ордоновского с невзрачным Селивестром Богданом. Или ты считаешь свою матушку исключением из правил? Разве она, твоя матушка, чем-то отличается от других женщин? На мой взгляд, нет! Поверь мне на слово, она, как и другие женщины, тоже подвержена страсти. Я даже не усомнюсь: если в ней грамотно пробудить

ее женское начало, она и на всех чертей наплюет, которые вредят партнерам у их любовного ложа и вводят их в грех мысленного блуда. Как ты считаешь, под силу было ей устоять перед чарами роскошного и властного любовника? Нет!.. Уверен, что не под силу!.. Поэтому это еще вопрос, брат, было это изнасилование или обоюдоострое их желание…

– Не знаю, что тебе на это ответить, Станек! – пожал растерянно плечами Михаил. – Но точно знаю одно: нельзя так плохо отзываться о родителях. Грех это!..

– Вот тут, брат Михаська, не смогу с тобой не согласиться… Но не переживай уж так сильно… Почитаем на сон грядущий пятьдесят раз «Дева Мария, радуйся» и пятьдесят раз «Отче наш», и грехи наши нам с тобой отпустят. Договорились?..

– Договорились!.. – усмехнулся Михаил.

Какое-то время друзья ехали молча… Каждый был поглощен своими мыслями…

– А сколько до имения Медведских? – спросил Михаил, когда увидел, что экипаж их окончательно покинул предместье города Могилева и уже катит по прямой дороге, пролегающей через красивый вековой лес. Высоченные ели, усыпанные длинными коричневыми шишками, росли тут вперемешку с такими же высокими соснами. Временами на смену пейзажам с хвойным лесом приходили пейзажи, сплошь состоящие из лиственных деревьев: берез, дубов, рябинок, а также кустов можжевельника, малины, ежевики, уже тронутых разноцветными красками осени. Когда же линия леса прерывалась, глаз радовали живописные луга, усыпанные разноцветными цветами, да глади голубых озер, мелькающие где-то в отдалении.

– От города Могилева до имения Медведских километров тридцать, – ответил Станислав. – Может, чуть больше…

– Красиво тут!.. – зачарованно произнес Михаил.

– А у нас в Гродненской губернии разве не так?

– Все так, Станек!.. Все так!..

– А знаешь, братишка, – вдруг загадочно улыбнулся Станислав, – пожалуй, поделюсь я с тобой одной очень небезынтересной для тебя новостью. Хочешь?

– Еще бы!.. – всполошился Михаил. – Я весь во внимании!..

– Дай Бог, конечно, чтобы все получилось, – поплевал Станислав через левое плечо, – но, скорее всего, новый 1916 год приглашу тебя встречать в Санкт-Петербург, в дом моего деда, барона Ландсбергиса. Помнишь этот дом, Михаська? Помнишь, как мы весело проводили там время, когда ты приезжал ко мне в Санкт-Петербург из Варшавы? Помнишь ли ты моих кузин – панну Аделаиду и панну Алисию? Ведь они мне все уши о тебе протрещали: кузен!.. Когда же к нам еще приедет твой друг Михаська?.. А как дела у твоего друга Михаськи? Уж не женился ли твой братишка?..

Глаза Михаила, и без того большие, увеличились в размере, лицо просияло счастьем…

– Станек! Уж не шутишь ли ты?.. Неужели и вправду, новый 1916 год будем встречать вместе в Питере?.. Даже не верится в это…

– Даже не сомневайся, Михаська! Даже не сомневайся! Так и будет…

– О, Jezus Maria!.. – вознес к небесам руки Михаил, – помогите, чтобы у нас с братишкой все получилось…

Станислав залюбовался руками Михаила. Кожа его рук белая, холеная. Пальцы длинные, тонкие. Ногти удлинённой красивой формы. Да и сам красив… Чёрные, вьющиеся до плеч волосы на ветру развиваются. Кожа лица тонкая, нежная. Взгляд больших темно-синих глаз, окаймлённых длинными ресницами, встревоженный. Белоснежные рубашка, жилет и галстук-бабочка воедино слиты с чистотой его образа.

– Красив ты, чертяка!.. – неожиданно вырвалось из уст Станислава. – Редкой ты красоты парень! Кстати… на одного библейского героя сильно смахиваешь… На Люцифера… С самого раннего детства, как только я узнал о Люцифере, который некогда был любимцем самого Бога, всё пытался представить себе, как он выглядит внешне. А сейчас, глядя на тебя, ни на секунду не усомнюсь, что именно так и мог бы он выглядеть, явись людям.

– По твоему раскладу, братишка, я – Сатана?! Дух зла, толкающий человека на путь духовной погибели?