Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…
Шрифт:
– Да не Сатана ты, Михаська, не Сатана! – рассмеялся Станислав. – Не понаслышке знаю, какой ты ярый католик и насколько сильно любишь своего Езуса Хрыстуса. Тем более, в отличие от Сатаны, который осознал, что красив, отчего возгордилось его сердце, ты, хоть и знаешь, что красив, но даже не осознаёшь, насколько красив… Ладно!.. Не бери в голову!.. Это я так… сам не пойму, зачем сказал. Показалось что-то…
– А раз стало казаться, Станек, пора на исповедь, к ксендзу. Когда последний раз в костеле на исповеди был? – достал Михаил из внутреннего кармана фрака свои старенькие четки и принялся перебирать в пальцах…
– Ой, не спрашивай, брат!.. Всё дел невпроворот… А исповедаться и вправду надо. Много женщин на меня обиду держат. Очень много, – вспыхнули плутовским блеском глаза Станислава. – Сейчас бы какую-нибудь из них сюда, под бочок мне, – сладко потянулся он…
И Михаил всё понял,
– Сам за тебя, братишка, молиться буду! – положил Михаил свою руку на плечо Станислава. – Все твои грехи у Господа отмолю, – улыбнулся он ему ласково…
– Хорошо мне с тобой, Михаська! – признался ему Станислав. – Самое дорогое, что было у меня в жизни – это мой дед. А потом появился ты. Тогда, в гимназии, когда я впервые тебя увидел, ты мне сразу понравился. Только я долго не хотел признаваться в этом даже самому себе. Потом мы сдружились, и я уже не представлял своей жизни без тебя. Потом… не стало деда, – с горечью в сердце произнес он. – Теперь, Михаська, дороже тебя у меня никого нет на всем свете. Я всегда хотел жить рядом с тобой, хотел часто встречаться, обсуждать текущие дела, а не ожидать месяцами весточку от тебя по почте. Потому-то и решил для себя, что непременно переберусь в Варшаву, в контору государственного банка. Дядя мой, Франц Янович, сказал, что поспособствует мне в этом. Для тебя это держал в секрете. И все было бы хорошо, если бы не война эта проклятая!.. А тут, как раз в связи с приближением зоны военных действий, начиная с этого 1915 года, началась эвакуация отделений и контор государственного банка в глубь территории Российской империи, которая коснулась и варшавской конторы банка. В июле этого года вышел циркуляр о её эвакуации в Москву. Скорее всего, братишка, я очень скоро переберусь в Москву. Буду служить там в варшавской конторе государственного банка. А потом, когда война наконец-то закончится, перееду вместе с банком обратно в Варшаву – домой, в наше Царство Польское. Туда, где мы опять с тобой и повстречаемся. А может, ты по окончании университета в Ростове-на- Дону переедешь ко мне в Москву. Поживем с тобой временно в Москве, пока мой банк не возвратят обратно на Родину. Как ты на это посмотришь?
Ничего ему не ответил на это Михаил, только задумчиво пожал плечами…
– У тебя у самого-то какие планы по поводу твоей учёбы? Поедешь в Ростов-на- Дону доучиваться? Если да, тогда срочно напомни им о себе, не то вычеркнут тебя из списка студентов. Подумают, что сгинул где-то на просторах империи, погружённой в хаос войны.
– Хотелось бы в Варшаве доучиваться, – устало вздохнул Михаил.
– А если немцы навсегда там обоснуются?..
– Так уж и навсегда!.. – встрепенулся Михаил. – Рано или поздно их оттуда выбьют. Непременно выбьют!.. Вот только вопрос, когда это будет?! Поэтому придется мне в Ростов ехать и доучиваться там…
– Не хочешь?
– Очень не хочу…
Тем временем экипаж молодых людей всё дальше и дальше удалялся от Могилева и всё ближе и ближе приближался к имению господ Медведских…
А мысли Михаила уже были далеки от реальных событий. Он в этот момент печалился – ох, как печалился о том, что барон Ордоновский так и не пожелал до сих пор официально признать его своим сыном. А ведь насколько бы это облегчило ему жизнь, коль уж он вращается в столь высоких кругах общества… И ведь даже сейчас, когда они прибудут на бал в имение господ Медведских, насколько бы это упростило задачу Станиславу представлять его, своего друга Михаила Богдана, хозяевам дома – господам Медведским и их гостям, которые тут же начнут допытываться, кто он? Откуда он? К каким родам принадлежит его семья? И что они получат в ответ от Станислава? О-о-о… Страшно подумать… И Михаил впал в уныние…
И тут ему вдруг катастрофически не стало хватать душевного тепла, которое могли бы ему даровать только милые его сердцу родственные души. И он вспомнил о своих родителях… Он вспомнил об отце Селивестре Богдане и матушке Ганке. Впрочем, он и не забывал о них. С первых же минут отъезда из деревни мучила его тоска по родителям и терзало чувство вины перед ними.
Он вспомнил, до чего же отец и матушка были счастливы неожиданному его приезду! Вспомнил, как оберегали они его покой и предугадывали каждое желание… Как стерегли его сон и поили парным молоком. Вспомнил, как по утрам к завтраку жарила для него матушка его любимые
– «Вот сейчас, именно сейчас, нуждаются они, эти уставшие от работы руки родителей, в моей сыновней помощи, в моей материальной поддержке, – горестно размышлял в душе Михаил. – Но я покинул их, своих стареньких отца и мать. Покинул ради красивой жизни. Ради того, чтобы у меня были вот эти холеные, облаченные в белые перчатки руки. Чтобы я мог шить для себя смокинги и фраки. Ухаживать за панночками из высшего света. Скупать дорогостоящие картины, принадлежащие кистям именитых мастеров, в то время как они, состарившиеся мои родители, каждый заработанный ими грош откладывают на черный день своей безотрадной жизни…».
– О, да!.. Я же барин!.. Мне великосветские балы подавай!.. – вырвалось вдруг самопроизвольно из его уст. Он даже не заметил того, что слова эти вырвались из его уст настолько громко да с такой язвительностью по отношению к самому себе, что встревожили задремавшего на солнышке Станислава и вернули его из прострации в реалии окружающей действительности.
– Ты о чем это, братишка?.. – настороженно взглянул он на него.
– Родители не выходят из головы, Станек! Подло я поступил, что уехал от них. И это в то время, когда они больше всего нуждаются в моей помощи. Напрасно я в Варшаву уехал жить, покинув их навсегда в деревне. В Каленевцах, рядом с ними мое место.
– Не глупи, брат! – подтолкнул его плечом Станислав. – Что за меланхолия! Они, твои родители, не одни в деревне живут. Твои сестры там же, в Каленевцах, вместе с ними. Чего ж ещё-то им желать?!
– Больше всего на свете они любят меня!.. Больше жизни своей любят…
– Эка невидаль, Михаська!.. Все родители своих детей любят. Но приходит время расставаться, и дети вылетают из насиженных гнезд. Проза жизни… Твоим еще повезло – две их дочери остались жить рядом с ними. А что касается тебя, так ты родился барином, Михаська. Не твой это удел, батрачить.
– Да разве я не батрачил с отцом, Станек?! Все шесть лет после гимназии, пока жил у своих родителей в деревне, только и работал, не покладая рук. И навоз в коровниках и свинарниках вычищал, и пахал, и косил, и коров пас, и плотничал с отцом Селивестром на соседских подворьях. Не барин я, Станек! Я в крестьянской семье родился.
– Ну вот и хватит с тебя, братишка! – прервал его исповедь нахмурившийся Станислав. – Ты родился от барина и крестьянки. Ярмо крестьянина ты на себя уже примерял. Все!.. Достаточно!.. Теперь пришло время побыть тебе в шкуре барина. Тем более, от природы ты и есть – барин! Ты барин, Михаська! Запомни это! Несправедливо это с твоими внешними и внутренними данными, с твоим величием, с твоей изысканной красотой, с твоей нежной, ранимой душой в соху впрягаться. Ты, Михаська, деликатного покроя, деликатного происхождения человек. Твой настоящий отец – барон Ордоновский – знатный, богатый дворянин! Аристократ, по жилам которого течет кровь многих знатных польских, литовских и немецких родов. Это человек, которому люди и в глаза-то взглянуть боятся! Боятся, Михаська! Ох, как боятся! А ты – его сын! Сын, которого он наградил такими внутренними и внешними данными, которые ни за какие деньги не купишь, никакими молитвами у Всевышнего не вымолишь. Эти данные можно получить в наследство только от элитных родителей, каковым и является твой отец-барон. С этим рождаются, братишка! Неужели ты думаешь, что Господь, наделив тебя изысканной внешностью, планировал отдать батрачить в поле?! Нет! Ты рождён, брат, украшать общество! Ты рождён ублажать светских дам, дарить им любовь! Есть возможность благодаря твоему Ясно Вельможному отцу вращаться в высшем обществе, вот и действуй. Выбрось из головы глупости!.. Настройся на то, что мы едем с тобой на бал! Едем веселиться! И ни куда-нибудь едем, а в дом очень знатных людей едем.