Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…
Шрифт:
Михаил слушал Станислава, а сам смотрел куда-то отрешенно вдаль…
– Михаська, – снова обратился к нему Станислав, – ты слышишь меня? Не закрывайся от меня, братишка. Скажи, что еще не так?
– Упрекаю я себя в душе, Станек, что позволяю себе покупать дорогие костюмы. Опять же, не отказываю себе в удовольствии ходить по вернисажам и скупать дорогие картины. Вот недавно купил себе три прекрасных холста, два из которых – на религиозные темы: «Въезд Иисуса Христа в Иерусалим» и «Тайная Вечеря Иисуса Христа». А третий холст – с трогательным сюжетом из древнегреческой мифологии, «Эрос
– Знаю, о чем ты говоришь, братишка… Знаю… Видел я подобные картины. Сюжет первой картины – это когда Езус Хрыстус въезжает на ослике в Иерусалим и горожане кидают ему под ноги пальмовые ветви. А вторая – это сцена последнего ужина Христа со своими учениками.
– Да, да, ты прав, Станек! Но ты не видел, братишка, до чего же красив Иисус на моих полотнах. Высоченный, златокудрый, с красивыми глазами цвета голубой лазури. Какое ослепительное сияние от него исходит!.. Какая духовная чистота! Хочется забыть обо всем и любоваться, любоваться его красотой. Глаз оторвать невозможно!.. А на третьем моем полотне изображен Эрос, Бог любви, неземной красоты златокудрый крылатый парень, уносящий в небо свою возлюбленную, Психею. Нежную, трепетную девушку, символизирующую душу человека.
– Помню, помню, Михаська, эту трогательную историю, – погладил свои усики Станислав. – Это когда Афродита, богиня любви, приказала своему сыну Эросу погубить земную девушку Психею. Уж очень она была красива, и красота ее затмевала красоту самой Афродиты. А он, вместо того, чтобы выполнить указание матери и погубить эту смертную девчонку, возьми… да и влюбись в неё. Спасибо, Юпитер даровал ей жизнь вечную, чем помог воссоединиться Эросу с Психеей. Вот Эрос и унёс ее в свои чертоги. Унёс, чтобы любить! О, Михаська….. на такой девушке, как Психея, я и сам бы женился. Прямо сейчас же и женился! Да вот беда, опередил меня Эрос. Приговорил к вечной холостяцкой жизни…
– Ай, Станек!!! Ты все шутишь!.. – ткнул его недовольно локтем в бок Михаил. – А мне не до шуток! Знал бы ты, как душа моя трепетала от счастья, когда я приобрел эти полотна! А сколько стоят?! О-о-о… Даже не спрашивай. Опять же… спасибо папеньке Ясно Вельможному, который деньжат подкинул. Но когда приехал к родителям и окунулся в ту нищету, в которой они прозябают… О, Jezus Maria!.. Чуть руки на себя от стыда не наложил! Эти бы деньги, да им отдать!.. До смерти бы жили припеваючи… Беспечность, какая беспечность с моей стороны!!! – сокрушенно покачал он головой…
– Всё!.. Прекращай, Михаська!.. – погладил его по плечу Станислав. – Купил, потому что душа твоя к прекрасному тянется. Устала она, твоя душа, от серости земного бытия, вот и ищет для себя восторга и упоения через искусство. Всё! Хватит, брат, хмуриться! Жизнь прекрасна! Мы с тобой молоды… красивы… Едем на бал осчастливить своим присутствием барышень. А ты захандрил… Не время, братишка! Прекращай! Ведь ты прекрасно знаешь, что если в человеке есть меланхолии, душа его открыта дьяволу. Да и вспомни, чему учила нас Герда Карловна, наша преподавательница по этикету: «Унылое или злое лицо на балу – то же, что и пляски на поминках». Так что настраивайся на лирический лад…. на веселое времяпрепровождение! Барышни нас с тобой на балу дожидаются. Панночки, одна лучше другой. Понял, о чем я?.. – подпихнул он его плечом.
– Понял, Станек!
– Точно, понял?!
– Чего ж не понять-то!..
– Тогда улыбнись…
Михаил улыбнулся, но получилось у него это вяло и тоскливо…
– Нашло
– Ну и слава Богу!.. – облегченно вздохнул Станислав и откинулся на мягкую спинку дивана.
Тем временем экипаж молодых людей, оставляя позади себя клубы придорожной пыли, продолжал свой путь по дороге дремучего леса в сторону имения господ Медведских. На какое-то время, позабыв друг о друге, друзья умолкли… Станислав, снова прикрыв глаза, подставил лицо теплым лучам солнца, коснувшегося уже своим малиновым шаром макушек вековых сосен.
Михаил же какое-то время безучастно наблюдал за красивыми лесными пейзажами, мелькающими перед его взором, затем взглянул на друга, почивающего под теплыми лучами заходящего солнца. Ему хотелось понять, задремал он или предается наслаждению, получаемому от солнечного тепла. Но так и не разобравшись до конца, вновь отвлёкся на свои мысли…
Мысли же его снова вернулись домой, в родную его деревню Каленевцы, которую покинул он несколько дней назад. Туда, где остались любимые его матушка Ганка и отец Селивестр. Пусть хоть и не родной отец, но под крылом которого он вырос, научился у него плотницкому и столярному ремеслу. И не только научился этому ремеслу, а полюбил это ремесло, в которое можно смело вложить весь свой бездонный творческий потенциал.
А еще он вспомнил своего неофициального, но кровного отца, барона Ордоновского, имение которого находится в непосредственной близости от родной его деревни Каленевцы. Вспомнил первый день своего знакомства с ним… День, который мог бы стать последним в его жизни…
Ill. Михаил Богдан
Михаил Богдан родился в марте 1887 года в деревне Каленевцы Гродненской губернии, в польской крестьянской семье Селивестра и Ганки Богдан. Селивестр и Ганка работали в панской усадьбе, находящейся в непосредственной близости от их деревни Каленевцы. Селивестр работал плотником-краснодеревщиком, а Ганка пекла хлеб для панского стола.
У супругов Богданов было уже в семье трое детей: старший сын Павел и две младших дочери, Нюта и Юстина… Однако… по прошествии некоторого времени, Ганка забеременела в четвертый раз и в марте 1887 года разрешилась очень крупным, роскошным младенцем мужского пола, которого назвали Михаськой.
Мальчик оказался ребенком всем на диво и зависть… С пухленьким белоснежным телом и личиком, большими синими глазами, чёрными, чётко выведенными бровями, густыми длинными ресницами и темными кудрявыми волосами. Малыш сразу же привлек к себе повышенный интерес со стороны окружающих – уж очень он разительно отличался от своих старших брата и сестер, внешне хрупких, низкорослых и очень смуглых детей, но имел просто потрясающее сходство с их паном, бароном Ордоновским, в услужении которого находилась Ганка.
По деревне Каленевцы и всей округе поползли слухи: «Ганка, жена плотника Селивестра Богдана, родила ребенка от самого барина, Ясно Вельможного пана Ордоновского… Ну, не может от Селивестра Богдана, невзрачного, низкорослого, очень смуглого простолюдина родиться роскошный породистый малыш!.. Не может… Не может, и все тут!» – не переставали судачить по всей округе люди.
Сам же Ясно Вельможный пан, барон Стефан Ордоновский, о рождении в крестьянской семье ребенка, внешне как две капли воды похожего на него, ничего не знал. Жизнью и бытом своих подопечных крестьян он никогда не интересовался, а уж тем более… какими-то там сплетнями и пересудами, носимыми этими простолюдинами из хаты в хату ради развлечения и скуки.