Звезда в колодце
Шрифт:
В дороге Ксения пришла в себя и настороженно приподнялась, пытаясь разобраться, где она находится и куда ее везут.
— Ксения, не пугайся. Теперь тебя никто не обидит, мы едем в мое имение, — ласково сказал ей Петр.
Девушка радостно ахнула и теснее прижалась к своему спасителю, который бережно держал ее, не давая упасть с сидения на высоких кочках дороги, преодолеваемой их возком.
— Петр Федорович, а Самозванец ничего тебе не сделает? — вдруг тревожно спросила она, с волнением глядя в его влюбленные глаза. — Не станет мстить тебе за то, что ты отбил меня у него?!
— Нет, не сделает. Мы с ним как братья, поссориться можем, но зла друг другу вовек не причиним, — убежденно ответил воевода, с удовольствием вздыхая цветочный аромат ее пышных волос. —
Ксения успокоилась и влюбленные продолжили свой сердечный разговор, делясь друг с другом, что им пришлось пережить за последние дни и как они скучали и томились в разлуке.
В полночь путешественники въехали в имение Басманова Люберцы. На холмистом берегу небольшого озера, в которое впадала речка Пехорка, стояли двенадцать крестьянских домов и небольшая мельница. За ними высился господский дом — ладно скроенный дубовый терем с надстроенной светлицей, с разукрашенными ставнями окон и вычурной резьбой оконных рам. Конюх резко осадил у ворот тяжело дышавших от усталости лошадей, а один из сопровождавших возок стрельцов громко начал стучать в закрытые створки под лай проснувшихся сторожевых псов.
Сторожа с горящими факелами немедленно открыли ворота приехавшим. Петр Басманов и Ксения вошли в большой двор, и там их встретила пожилая женщина в синем летнике, обшитом мишурным позументом. Голову ее украшала высокая кика, белизна которой подчеркивала смуглый цвет ее лица, загоревшего от летнего солнца. Опиралась она для пущей важности на высокий деревянный посох.
Это была Дарья Ивановна Федулова — преданная няня Петра Басманова, взявшая на себя управление его имением, когда он стал совершеннолетним. Она одна из всей дворни не поклонилась молодому боярину, а окинув его и не полностью одетую девушку с растрепанными волосами критическим взглядом, неодобрительно сказала:
— Петр, что ты являешься в собственный дом как тать под покровом ночи! Девицу где-то похитил, и теперь от отца ее скрываешься?
— Полно, что ты несешь, Дарья! Хозяйку я тебе привез, отныне каждого ее слова будешь беспрекословно слушаться. Кончилось твое безраздельное владычество в Люберцах, старая! — посмеиваясь, ответил ей Петр.
— Господи, да неужто это жена твоя!!! — радостно всплеснула руками старушка. — Наконец-то ты устроился, Петруша!
— Еще она мне не жена, но скоро будет ею, — твердо ответил Петр. Но Дарью Ивановну не смутило, что венчание ее питомца еще не состоялось, ей довольно было видеть его суженую
— А у меня ужин еще остался, не остыл, и баня топится с раннего утра, — захлопотала она.
Угостив приезжих ужином, который состоял из нескольких ломтей ржаного хлеба, из щей, поданных в большой деревянной чашке, и из пшенной каши с тушеной курицей, Федулова принудила сначала Ксению, а потом Петра отправиться мыться в баню.
— Помилуйте! — говорила она. — Да как же это можно после дороги не сходить в баню, не помыться?
— Велика ли дорога, няня! Всего-то проехали не более пятидесяти верст от Москвы, — махнув рукой, ответил Петр Басманов.
— Да уж воля твоя, много ли, мало ли проехали, а все-таки вы с дороги, и в бане вам надо попариться. Ведь с утра топится! В ней теперь такой пар густой подымается, что чай на корточки присядешь!
Под давлением няни Басманов сдался. Воспользовавшись против воли банею, в которой в самом деле легко было задохнуться от жара, Петр проворно поднялся в светлицу к своей невесте, по которой уже соскучился. Его заботливая мамка за время его нахождения в бане успела обрядить Ксению в чистую одежду.
Едва он вошел, Дарья Ивановна проворно отворила закрытую им дверь в сени и закричала сенной девушке, убирающей в соседней комнате:
— Глаша! Приготовь поскорее в опочивальне постель для молодой хозяйки, а для Петра Федоровича вели постлать сена в чулане, если он еще с ней не венчан. Им уже с дороги спать хочется.
Петр безропотно пошел в чулан, устроенный подле большой светлицы. Светлица совмещала в себе и столовую, и гостиную, и залу, кроме передней, которую
Дочь Бориса Годунова, вырвавшись из кремлевского плена, не уставала каждый день наслаждаться прогулками, на которых свободно дышала полной грудью. Роскошь царских палат она с радостью променяла на сельский простор и красу здешних лесов, мерное журчание воды небольшой речушки. Петр охотно стал ее постоянным спутником и проводником по местам, знакомыми ему с детства и юности. Он не помнил времени счастливее из всей своей жизни и более желанного счастья чем быть с любимой. Чем короче узнавал он добрую и разумную не по годам царевну, тем более усиливались в нем любовь к ней и уважение. И в невинном сердце девушки давно таившаяся искра любви, зароненная сначала благодарностью к своему защитнику и избавителю, постепенно зажгла огонь такой чистый, что Ксения, исполнившись самоотверженности, жила одним своим женихом и его интересами. Сам воевода Басманов сделался против обыкновения робким и нерешительным в разговоре с любимой девушкой. Язвительные речи Отрепьева, уверяющего, что он не подходит царевне, зародили в нем сомнения в своей пригодности стать мужем дочери Бориса Годунова, и только откровенно выраженное желание Ксении быть с ним могло бы подтолкнуть его повторно сделать предложение повенчаться с ним. Но застенчивая девушка не могла первой затеять подобный разговор и устройство желанной им свадьбы затягивалось. Обоюдное счастье их, к нескрываемой досаде Дарьи Федуловой, заключалось в ежедневных встречах и задушевных разговорах.
Спустя неделю, в конце октября, под вечер, Петр и Ксения, прогуливаясь, дошли по тропинке, извивавшейся по берегу озера, до покрытой орешником довольно высокой горы. С немалым трудом взобравшись на вершину, они сели отдохнуть на большие камни, под тень молодого дуба, и начали любоваться окрестностями красивой местности и стаей уток, летящих на юг. Перед ними синело озеро; на противоположном берегу видно было дома деревни Люберцы окруженные плетнями огороды, нивы и покрытые стадами луга. Слева, по обширному полю, которое примыкало к густому лесу, извивалась речка и впадала в озеро; по берегам ее темнели вдали крыши нескольких деревушек. Справа сосновый бор Чертова Чаща, начинаясь от самого берега озера, простираясь вдаль, постепенно расширялся, поднимаясь, на весь горизонт. Местные крестьяне унаследовали от предков своих поверье, что в этом бору водятся нечистые духи, ведьмы и лешие. Несмотря на это, рискованные поселяне, промышлявшие охотою, ходили в Чертову Чащу для добычи дичи и рассказывали иногда, вернувшись домой, односельчанам такие чудеса о злобных проделках леших, заманивающих простаков в глубокие ямы, что у слушателей мороз проходил по коже от ужаса.
Солнце скрылось в густых багровых облаках, покрывавших запад. На юго-восточном, синем небосклоне засиял месяц и, отразившись в озере, рассыпался серебряным дождем на водной поверхности.
— Далеко мы с вами зашли, Петр Федорович, а время позднее. Если хотим скорее вернуться домой, то придется нам идти с молитвой вдоль Чертовой Чащи. Пусть то, что рассказывает вечерами твоя няня по больше части небылицы, но береженого Бог бережет, — заметила Ксения.
Она хотела встать, чтобы спуститься вниз, но Петр крепко взял ее за руку, удерживая возле себя. Он наконец-то под влиянием красоты тихого деревенского вечера решился на откровенное объяснение и сердце стыдливой девушки забилось, как птичка, попавшая в силок. Чувствуя, что настал решающий ее судьбу час, Ксения не смела поднять глаз, потупленных в землю. А воевода Басманов, устремив на нее горящий взор, лучше всяких слов выражавший его чувства, пылко сказал ей: