Звездная бирема "Аквила". Рубеж
Шрифт:
К одному нельзя привыкнуть -- к бескрайней и невозможной красоте червоточины. Ни словами её описать, ни воспроизвести в виртуальности. Кассия пробовала несколько раз, без толку, только расстроилась. Зато дала себе слово, что когда-нибудь обязательно научится рисовать. Если жива останется. У бывшей Фортунаты на этот случай неожиданно скопилось столько планов, что жалко будет помирать.
– Вперед!
– скомандовала наварх, и через мгновение отзвук её слов застыл, словно на лету замороженное облако пара. Если такое вообще можно себе представить -- повисшие в воздухе слова. Но у Кассии отчего-то прекрасно получалось и фантазировать, и собой оставаться, и сливаться с "Аквилой", и чувствовать каждым нейроном, как это,
Туннель ветвился, сверкал и звучал, а Кассия летела сквозь него, безошибочно прокладывая путь для их маленького мятежного каравана, и думала о том... О чем только она не думала, но в основном о "Фортуне", которая поджидает их там, на Той Стороне, в Лацийском секторе... дома.
Рутинная подготовка к предстоящему сражению, обычно не вызывавшая у Гая Флавия Фортуната никаких эмоций, сейчас отчего-то раздражала и немного смешила наварха "Фортуны". Целая эскадра против трех кораблей! Столько шума из ничего. Потому что "Аквила", "Либертас" и какая-то мелочь пузатая, не удостоенная запоминания рубиконовского агента -- это не угроза, а насмешка над военной мощью Республики. Нет, разумеется, народного трибуна, вставшего на сторону бунтовщиков, так просто со счетов не скинешь, но чтобы внезапно такой шок и трепет? Волна, поднятая коллективной истерикой сенаторов-оптиматов, докатилась не только до мостика флагмана, а неприятный осадок остался не только на мраморных стенах Сената. Чего стоила речь божественного Публия Эмилия, которой он удостоил Фортуната. Трехмерная проекция брызг слюны живорожденного так и летела в разные стороны из сенаторских уст. Гай Флавий речам внимал молча, но чувствовал каждым своим генмодифицированным нервом жесточайшее отвращение к давнему покровителю. Редкое ощущение для плебея, незабываемое.
– Ты должен уничтожить этих выродков на месте, мой Флавий. Без колебаний, без сомнений, без сожалений!
– взвыл Публий Эмилий.
"Какие страсти, и только лишь ради того, чтобы плебей выполнил работу, для которой появился на свет?
– вяло отметил про себя Фортунат, старательно не замечая проекционных слюней.
– Надо же, какая честь".
– Я понял, - ответил он и бестрепетно встретился взглядом с патрицием.
Стандартным часом ранее наварх квинквиремы имел сомнительную радость от беседы с самим Клавдием Пульхром. Тот не плевался и пламенностью речей не страдал, зато как никто иной умел одной фразой превратить умного собеседника в дерзкого дурачка, а искателя справедливости - в доносчика. Глава оптиматов просто обожал доминировать, а потому виртуозно умел дергать людей за невидимые ниточки. Гаю Флавию потребовалось немало лет, прежде чем он позволил себе увидеть истинное положение дел. Спорное, весьма спорное удовольствие, в то время как все вокруг искренне убеждены, что живорожденные мудро правят народом Республики во имя, так сказать, и на благо. А если так, то на что вообще рассчитывают мятежники? Этот вопрос не давал Гаю Флавию покоя вот уже которые сутки. Положим, взбунтовавшийся народный трибун Публий Клодий Пульхр -- плебей лишь номинально, и уж он-то в курсе методов собственного деда, и каково истинное место плебеев, знакомо ему не понаслышке. Гай Ацилий Курион -- живорожденный, по которому проехалась вся махина государства, ободрав до костей и оставив без малейших иллюзий. И еще этот... как его бишь? Дефектный на всю голову Марций Аквилин. Это он-то пример пламенного мятежника? Не смешите моих гетер, квириты. Стоило Гаю Флавию вообразить себе Марция, в Слиянии управляющего биремой, как у него начиналась икота. Понятное дело, в присутствии собственного префекта он помалкивал. Фортуната -- женщина суровая, шуток насчет своей фамилии не понимающая, может сгоряча и руку сломать.
– Наварх, в точке выхода фиксируются три объекта, - доложили с поста связи.
–
Флавий пристально вгляделся в тактический экран. Шутки кончились.
Сенсоры флагмана бесстрастно изучали сигналы, идущие от мятежных кораблей, информация текла прямиком к наварху. Вот знакомые сигнатуры лацийской биремы, узнаваемые всегда и везде, ставшие, пожалуй, самым главным республиканским товарным знаком. Это та самая "Аквила". Рядом унирема с позывными "Либертас". Хорошее имя для маленькой бунтарки.
А кто там еще? Кто?
Обычно наварх "видит" информпоток мягко мерцающей бледно-зеленым лентой из пиктограмм, но сейчас они горели как плазма в короне Фебы.
– "Севера", - сдавленно прошептала Марция, словно это короткое слово душило её.
Квинквирема молчала. Не осталось никого, кто десять лет назад лично уничтожил "Северу". Ротация, естественная убыль и прочие мелкие хитрости, казалось, сделали свое дело. Но память о давнем преступлении въелась в переборки отсеков навсегда. Гай Флавий чувствовал этот несуществующий запах каждый день и каждый час.
– Это "Севера", - повторила префект.
– Она вернулась.
– Так точно, - сказал кто-то голосом Марка Фурия Северина.
– Salve, Фортунат. Что-то случилось? Мне нужно немедленно поменять курс? Освободить третий слой С-14, верно?
Один-единственный раз они разговаривали напрямую. За три минуты до атаки нейрофагом, за три минуты до того, как мозги наварха триремы изжарились заживо.
– Гай Флавий, ты узнал меня?
Фортунат тряхнул головой, инстинктивно пытаясь изгнать голос мертвеца из ушей.
– Это же я, тот, кто провозился в доках, когда планы поменялись. У тебя снова мероприятие, знать о котором мне не дозволено?
Марция безмолвно скребла ногтями обшивку подлокотника, едва сдерживая крик. Торвенторий молчал, астрогация, инженерный и пост связи тоже онемели. Причем не только на "Фортуне".
Квинквирема не выдержала этой муки первая, перегруженная эмоциями нейросеть извлекла из похороненных архивов единственный уцелевший кадр, где ослепшая, оглохшая и обезумевшая "Севера" летит прямиком в Фебу. Крошечная точка на фоне слепящей плазмы.
– Марк Фурий? Это ты?
– Да, Флавий. Хочешь сделать запрос на Капую, чтобы претор подтвердил? Делай, у меня нет нейрофага. Я же не ты.
– Чего ты хочешь, Северин?
– Я?
– тяжело вздохнул где-то совсем рядом мертвый наварх.
– Я уже все получил. Это была атака по правому борту, объект без маркировки, координаты запуска -- С-14-49-11. Но моя Флавия заждалась, моя Флавия Северина. Она десять лет ждала твоих оправданий. И моя Порция Квинта Северина, и мой Гней Курций, и мой Тит Виниций, и мой Эгнаций...
Экипаж триремы насчитывает более шестисот человек. Имя каждого погибшего Северина услышал Лацийский сектор. Каждого! Звездная Республика должна была навсегда запомнить имена этих людей. И ей пришлось запомнить. Корабли позаботились об этом. Люди могли запретить себе помнить, обманывать и обманываться, но не корабли. Они ведь не умели лгать. Нейро-сеть, благословение и проклятие Республики, это чудо технологий, связывающее людей воедино, с беспощадной простотой и легкостью повиновалась приказу кораблей. Последовала желанию людей, в котором они сами никогда бы не признались.
Они, оказывается, хотели знать правду. Каждый из них.
И корабли исполнили это желание.
Время остановилось. Пространство и всё, что в нем: замершие в боевом построении корабли метрополии, мятежная эскадра, зеленый огонёк Лация, сияющая факелом во тьме Феба, планеты и станции, звездные системы и галактики, туманности и потоки частиц - все застыло. Всё прекратилось. Наверное, именно таков будет конец Вселенной - прекращение любого движения. Полная неподвижность. Абсолютное безвременье.