Звездная Кровь. Изгой VII
Шрифт:
Голос дрожал. Я осторожно поднял её на руки. Её вес был почти невесомым, но каждый шаг отдавался невыносимой болью в моей груди.
— Ты мне ещё нужна. Ты нужна нам всем. Не смей умирать. Не смей!
Она слабо, почти незаметно улыбнулась, её голос был едва слышен, как шелест осенних листьев.
— Ты… всегда такой… упрямый… как маблан…
Мы оказались в гроте Септы Клыка, каким-то образом вернувшись через тот самый шлюз, через который вошли в этот домен Песчаного Великана. Остальные — Ами, Чор, Минтен с Юлиной — молча шли позади, но я не смотрел на них. Я нёс Мико, чувствуя,
Я осторожно опустился на раскаленный песок, всё ещё держа её на руках, боясь отпустить. Руна Малого Исцеления исчерпала себя, накладывай повторно её или нет больше чем она уже помогла она не поможет. Эффект не суммируется. А значит я больше ничего не могу сделать. И Мико тихо ушла. Её зелёные глаза, когда-то горящие жизнью, дерзостью и вызовом, теперь были пусты, устремлены в безразличное лиловое небо с пылающим на нём Оком Вечности. Я смотрел на неё, на её умиротворённое лицо, и во второй раз в Единстве чувствовал, как что-то внутри меня ломается окончательно, безвозвратно. Одиночество, которое я всегда считал своей защитой, своей силой, оказалось моим самым страшным проклятием. Эта дерзкая, упрямая девчонка, с её резкостью, с её отчаянным желанием пробиться ко мне, оставила в моей ледяной броне трещину, которую я не знал, как теперь закрыть. А хотел? Нет. Не хотел.
— Мы победили, — прошептал я, но в этих словах не было ни радости, ни удовлетворения.
Только безмерная горечь и сосущая пустота. Песчаный Великан был мёртв, но цена этой победы оказалась непомерно высока. Я смотрел на бескрайние, равнодушные просторы Кровавой Пустоши, простирающиеся на многие тысячи километров во все стороны, и думал о том, что, возможно, Единство и есть настоящий, персональный ад для каждого из нас. И я в нём — лишь ещё один потерянный, проклятый идти дальше, неся на своих плечах невыносимый груз потерь, которые я никогда не смогу отпустить. Никогда.
Восходящий, Кир! Ты уничтожил, пленил или лишил сил Песчаного Великана (соответствие термина — 62%), представляющего огромную опасность для Народов Единства.
Награда: 50 единиц Славы
Награда: 50 капель Звёздной Крови
Награда: 50 Звёздных Монет
Награда: 3 Руны (качество: серебро)
Сухой, бесстрастный лог Восхождения смотрелся, как издевательство. Пятьдесят единиц Славы. Пятьдесят капель Звёздной Крови. Монеты. Руны. Бесполезный мусор брошенный мне как кость после кровавого пира. Я смотрел на безжизненное тело Мико в своих руках, на её волосы, ставшие тусклыми от пыли и крови, и эта награда казалась плевком в душу. Я бы отдал всё это, все свои чёртовы Руны и капли, чтобы услышать ещё хоть одну её дерзкую шутку. Всего одну.
Я сидел на песке, не решаясь её отпустить, пока лиловое небо над нами равнодушно взирало на эту крошечную трагедию в бескрайней пустыне. Молчание давило, тяжёлое и плотное, словно погребальный саван. Его нарушал только тихий, сдавленный плач Юлины, которую Минтен, сам шатаясь от раны и горя,
Первой заговорила Ам’Нир’Юн. Её голос, как всегда, был спокойным, ровным и холодным, словно она комментировала погоду, а не стояла над трупом товарища.
— Мы не можем здесь оставаться, Кир. Запах крови привлечёт падальщиков. И не только четвероногих. Необходимо двигаться…
Её слова были как пощёчина. Резкие, прагматичные, правильные до тошноты. Я медленно поднял на неё взгляд. Её неестественно правильное лицо с высокими скулами и экзотическим разрезом фиолетовых глаз было непроницаемо. Маска. Такая же, как та, что недавно треснула у меня.
— Я знаю, — прохрипел я.
Голос был чужим.
— Она права, приятель, — неожиданно тихо подал голос Чор.
Он подошёл ближе, его маленькие глазки смотрели на тело Мико с какой-то несвойственной ему тоской.
— Мертвым всё равно, где лежать, а живым лучше бы не лежать рядом с ними. Особенно в этой дыре.
Ами перевела на него свой тяжёлый, непроницаемый взгляд. В её чёрных глазах, отливающих фиолетом, мелькнуло что-то похожее на презрение, которое она всегда испытывала к зоргхам, но она промолчала. Вместо этого она снова посмотрела на меня, на тело в моих руках.
— В моём народе говорят, что смерть в бою за другого — это не конец, а самая яркая искра в вечном огне, — произнесла она так, словно читала строки из древнего эпоса. — Она выбрала свою искру. Это был её путь.
— А у зоргхов говорят, что лучше быть живым мабланом, чем дохлым панцирным медведем, — тут же парировал Чор, возвращаясь в свою привычную колею. — Особенно если у панцирного медведя закончились патроны, а у собак — есть что пожрать. Путь-то она выбрала, спору нет. Только ведёт он в яму с песком. И никакой вечный огонь оттуда не вытащит…
Я слушал их, и их слова проходили сквозь меня, не задевая. Философия вождя и цинизм жулика. Две стороны одной и той же монеты под названием «выживание». Но сейчас мне было плевать на их споры. Я осторожно, с нежностью, которой сам от себя не ожидал, опустил Мико на песок. Её голова безвольно откинулась назад, и я поправил её, закрыв ей глаза.
— Помогите мне, — сказал я, поднимаясь на ноги.
Мои кости хрустнули. Усталость, которую я до этого не замечал, навалилась всем своим весом.
Мы похоронили её там же, у входа в грот, который теперь казался мне входом в преисподнюю. Мы не копали глубокую могилу — у нас не было ни сил, ни времени. Мы просто завалили её тело камнями, создав небольшой курган, который скоро занесёт песком. В изголовье я воткнул её томагавк. Он стоял, как грубый, но честный памятник её упрямому духу.
Пока мы работали, я думал о её последних словах. «Теперь ты мне должен». Что я ей должен? Жить? Или, может, научиться жить по-другому? Перестать быть той каменной башкой, которой она меня назвала? Я не знал ответа. Но чувствовал, как этот долг ложится на мои плечи невидимым грузом, который был тяжелее любого оружия или доспехов.