Звездная Кровь. Изгой VII
Шрифт:
329
Паромобиль двигался впереди, его широкие стальные гусеницы с сухим, безжалостным хрустом перемалывали каменистое дно ущелья, ведущего в Долину Великана. Мы добрались до Чёрных Скал, мрачных и острых, как клыки неведомого доисторического зверя, зловеще возвышающихся над бескрайней Кровавой Пустошью. Вход в ущелье нашли быстро и безошибочно — узкая, словно прорезанная ножом, трещина в скале, будто разрез в самой плоти Единства, вела прямиком к логову культа. За нами, растянувшись в длинную походную колонну, двигалась полусотня кавалеристов Драка на цезарях. Скаковые пустынные птицы особой здешней породы, с острыми, как лезвия, клювами и нервными, резкими движениями, будто
Я сидел за рычагами, чувствуя, как Навык «Отключение эмоций» всё ещё держит меня в своём стальном, холодном кулаке, не позволяя чувствам вырваться наружу. Но даже сквозь эту ледяную пелену я ощущал, как горечь и пустота, словно два голодных зверя, грызут меня где-то на самом краю сознания. Мы шли выжигать заразу, пока она не разрослась и не поглотила всё вокруг. Но я шёл мстить, зная наперёд, что никакая резня, никакие горы трупов не вернут её. Но это было то, что я умел делать лучше всего. Возможно, в этом и заключалось моё проклятие, моя судьба в этом мире.
Узкий вход в перевал перегораживала примитивная, но на вид прочная баррикада из колючих кактусовидных растений и наваленных камней, за которой укрылись несколько десятков фанатиков. От хищников может и помогло бы, но не против Восходящего на моём уровне. Глаза дикарей, горящие безумной, фанатичной верой, следили за нами из-за укрытий. Лучники натягивали свои грубые тетивы, метатели дротиков сжимали в руках самодельные копья из кости и дерева. Я хмыкнул про себя. Эти идиоты и правда думали, что камни и шипы смогут остановить нас.
— Стоять, — рявкнул я.
Все мгновенно замерли. Я спрыгнул с брони, чувствуя, как горячий песок скрипит под подошвами моих сапог.
— Пора проверить обновку. Посмотрим, на что они способны.
Я вызвал свой интерфейс и активировал Руну-Заклинание Великий Щит Обжигающего Света, теперь повышенную до ранга Серебро. Мощный поток энергии вырвался и закружился в серебристом вихре Звёздной Крови, обволакивая меня плотным, но едва заметным, золотисто-алым сиянием, пульсировавшим, как живое, дышащее сердце. Под этой защитой я двинулся к укреплению.
Первый дротик ударил в щит и отскочил с сухим треском, словно врезался в невидимую стальную плиту. Затем на меня обрушился целый град стрел, камней, дротиков и копий. Всё это останавливал мой призрачный сияющий щит, что-то сжигая, что-то заставляя упасть под ноги. Я шёл прямо на баррикаду, не сбавляя шага, не обращая внимания на их тщетные попытки, и слышал, как за моей спиной Чор тихо, но выразительно присвистнул.
— Ну, ты прям как ходячая крепость, хоз… Кир, — бросил он с привычным сарказмом, но в его голосе отчётливо сквозило уважение. — Они там, небось, сейчас штаны вытряхивают со страха.
Я не ответил. Дойдя до нужной дистанции, я активировал ещё одну Руну-Заклинание — Алый Коготь. Тонкий, но раскалённый красный луч теплового лазера вырвался из моего пальца. Он рассёк баррикаду и тех, кто за ней прятался, как горячий нож масло. Крики оборвались почти сразу, когда их тела буквально разорвало на куски, а воздух наполнился омерзительным запахом горелой плоти и волос.
Паромобиль, рванул вперёд, разразившись оглушительной очередью из бортового крупнокалиберного пулемёта. Свинцовый ливень смёл остатки баррикады в кровавую пыль и ошмётки. Кавалеристы Драка,
Когда ущелье расширилось, мы вошли в самое сердце поселения культа. Это был пёстрый, убогий, смердящий табор — глинобитные хижины, навесы из шкур, шалаши из веток и выцветшие, драные шатры, словно сборище нищих, обживших гигантскую свалку. Сотни, если не тысячи фанатиков ждали нас в узких, кривых проходах между этими строениями, их крики сливались в безумный, первобытный рёв, посвящённый их мёртвому богу-Великану. Их лица, испещрённые ритуальными шрамами и боевой раскраской, горели слепой, безумной верой. Я знал, что они не отступят, не побегут. Это была не битва за жизнь, это было коллективное жертвоприношение, последняя служба своему кровожадному демону из Грани, которого они полагали своим богом.
Тело действовало как безупречный боевой механизм. Оно рубило, кромсало, целилось, стреляло, использовало Руны, практически на рефлексах, а я смотрел на эту беснующуюся толпу, на их лица, искажённые слепой верой, и холодный рассудок, не замутнённый эмоциями, пытался сложить пазл. Как такое вообще могло получиться? Я встречал песчаников. Да, они были дикими, суровыми, живущими по законам пустыни, но не безумцами. Они были вполне вменяемыми, разумными существами, с которыми можно было говорить, торговать, договариваться, а несколько из них стали мне даже ситуативными союзниками. Что же превратило этих в общем-то разумных существ в ревущую, жаждущую смерти орду, поклоняющуюся хтонической твари из Грани?
Что мог предложить им Песчаный Великан? Силу? Бессмертие? Власть? Сомнительно. Судя по их убогому оружию и глинобитным хижинам, никаких особых благ демон им не даровал. Скорее, он забирал. Забирал их разум, их волю, их человечность, превращая в бездумных марионеток, в пушечное мясо для своих неведомых целей.
Тогда что? Страх? Да, Великан был ужасен. Он был стихией, воплощением мощи Пустоши. Возможно, отчаявшиеся, задавленные жестокой реальностью люди просто сломались под его гнётом. Может, они решили, что единственный способ выжить рядом с таким чудовищем — это не сражаться с ним, а служить ему. Как древние племена, приносившие жертвы вулканам и наводнениям, надеясь умилостивить слепую, разрушительную силу. Это был путь наименьшего сопротивления. Путь страха.
Или, может, дело было в обещании. Не в обещании богатства или власти, а в чём-то более тонком. В обещании смысла. Жизнь в Кровавой Пустоши была скорей выживанием. День сменял ночь, охота сменяла голод. И тут появлялся Он. Существо, на фоне которого ты, жалкий смертный, ощущаешь себя ничтожеством. И это существо, этот «бог», даёт тебе цель. Простую, ясную, как удар топора по голове. Служи мне. Убивай ради меня. Умри ради меня. И твоя бессмысленная, никчемная жизнь обретёт значимость. Ты станешь частью чего-то великого. Вечного.