Звёздный огонь

Осояну Наталья

И пересмешник доказал, что в любом матросе «Невесты ветра» кроется сумасшедшинка – он кивнул. Крейн небрежно взмахнул рукой, и за этим простым жестом последовало повторение утренней джейги по волнам: фрегат опять повело, даже сильней, чем раньше. Карты и бумаги посыпались со стола, а на ногах сумел устоять только Джа-Джинни; он же поймал испуганно вскрикнувшую Эсме. Умберто упал навзничь, заработав ещё одну шишку на затылке. Выругавшись, он сел и увидел Хагена: оборотень медленно сползал по стене, взгляд у него был пустой, стеклянный, а лицо неприятно поплыло, словно восковая маска, которую забыли у огня.

– Сосредоточься! – крикнул Крейн, по-прежнему

сидевший у стола. Воцарившийся в каюте бедлам магуса, по всей видимости, только позабавил. – Это нетрудно, ты просто соберись! Ну же!

Хаген издал странный звук – не то вздох, не то всхлип – и спрятал изуродованное лицо в ладонях. «Невеста ветра» продолжала кружиться, да к тому же все они вдруг почувствовали то, о чем недавно говорила Эсме: безграничное одиночество. Казалось, будто палуба ушла из-под ног, а на её место пришла бездна, где обитать могли только чудовища…

Паутина дрожит, паук приближается.

– Кристобаль, хватит! – заорал Умберто. – Ты сошел с ума!

Крейн повернул голову, и его взгляд вдруг оказался взглядом Феникса – огненным, жгучим. «Кто из нас сошел с ума? – спросили пламенеющие очи. – Я или всё-таки ты, замахнувшийся на то, что тебе не принадлежит?»

Умберто зажмурился.

…Когда это началось – при первой встрече? Позже? Нет смысла выяснять. Просто однажды он превратился в сломанный компас, чья обезумевшая стрелка была обречена метаться между севером и югом. На севере всё было просто – он мог послать к морской матери кого угодно и не задумывался о том, что случится завтра, а вот на юге всякий раз при появлении Эсме его настигала волна одуряющего жара. Если же им удавалось случайно коснуться друг друга рукавами, то он и вовсе сходил с ума от всепоглощающей радости, которую не смел назвать любовью…

– Я сейчас, я сейчас… – бормотал Хаген, раскачиваясь из стороны в сторону и по-прежнему закрывая лицо руками. – Вот… уже почти… почти понял!

Вращение «Невесты ветра» замедлилось, и Умберто внезапно осознал, что длилось оно не так уж долго – матросы в кубрике, наверное, не успели даже рассердиться как следует. Они же знали, что с Крейном не пропадешь, они верили! Его губы искривила горькая усмешка, гибкой плетью-муреной хлестнула мысль: «А ведь я тебя совсем не знаю, Кристобаль!» И было ещё что-то – какая-то скрытая истина, некий узел, который следовало сначала отыскать и только потом развязывать.

– Вот… – Оборотень опустил руки, на его лице расцветала блаженная улыбка. – Получилось…

Эсме ахнула, ошеломленно прикрыла рот ладонью, Джа-Джинни нахмурился, а Умберто еле сдержался, чтобы не расхохотаться: пересмешник превратился в Крейна. Должно быть, он сделал это неосознанно, потому что очень удивился, завидев их лица, и лишь потом сообразил, что произошло. Было непривычно и странно видеть знакомые черты, принявшие совершенно новое выражение – изумленное, растерянное, слегка сердитое.

– Вот и славно, что получилось. – В голосе настоящего Крейна лязгнул металл. Феникс не стал взмахивать рукой, чтобы вновь вернуть себе «Невесту ветра», но все они ощутили перемену. – Сегодня этим и ограничимся, хорошего понемногу. Что ж, друзья, если вы больше ни о чем не хотите меня спросить…

… – У тебя лицо как у обиженного ребенка, – заметил Джа-Джинни, когда они вышли из каюты капитана. Умберто вздрогнул, не сразу сообразив, что крылан обращается вовсе не к нему, а к Хагену. – Не переживай, ещё наиграешься. Ты только не переусердствуй!

Оборотень пожал

плечами и ничего не ответил.

«На берегу напьюсь, – подумал Умберто. – В первом попавшемся кабаке!»

Потянулись долгие дни. «Невеста ветра» больше не кружилась и вела себя смирно, но всё же помощник капитана безошибочно чувствовал, когда Крейн передавал управление фрегатом Хагену. Он становился раздражительным, ощущал страстное желание подраться, а потому бросал всё и уходил к себе в каюту. В один из вечеров он вспомнил о своих обязанностях первого помощника и, собрав матросов, рассказал им о предстоящем спектакле на имперской сцене всё, что можно было рассказать. Итог получился весьма любопытный и неожиданный: никто не рассердился и не испугался, а вместо ругательств зазвучали шутливые пожелания удачи. К Хагену уже успели привыкнуть, и больше никого не пугала его привычка в задумчивости менять не только выражение лица, но и черты. А вера моряков в своего капитана была безграничной, и Умберто даже стало немного завидно: он-то эту веру почти утратил, и всё из-за Эсме.

Как-то раз он увидел её поздним вечером, во время дождя: целительница стояла у фальшборта и глядела вдаль, словно пытаясь что-то высмотреть в свинцово-сером небе. Порывом ветра её плащ сорвало и поволокло по палубе; вахтенные бросились его ловить, а Умберто подошел к девушке молча набросил ей на плечи собственный плащ, сделав это чуть медленнее, чем следовало бы. Эсме взглянула на него с благодарностью, которая почти сразу уступила место… нет, не испугу. Мольбе. «Не надо, – проговорила она так тихо, что сказанное удалось лишь прочитать по губам. – Не делай этого, прошу!» И убежала. Умберто остался – промок до нитки, и потом всю ночь жар с ознобом раздирали его надвое, а он терпел…

Пасмурным ранним утром «Невеста ветра» осторожно продвигалась сквозь туман, укрывший окрестности Эверры – крупного порта на пересечении нескольких торговых путей. Эверра издревле принадлежала клану Краффтер и не считалась имперской территорией – у Ласточек с Капитаном-Императором был только договор о взаимном уважении интересов, – но на самом деле здесь было немногим безопаснее, чем в дне пути от столицы.

– Мне страшно, – сказал Хаген вполголоса. Сейчас он казался не двойником Крейна, а младшим братом: и ростом пониже, и фигура более хрупкая, без той скрытой силы, что таилась за каждым движением Феникса. Лицо тоже было немного другим – не таким загорелым, без шрама на правой щеке, – а ещё Марко Эсте носил в левом ухе золотую серьгу, знак пересечения экватора. «Вероятно, – подумал Умберто, – Крейн так выглядел лет двадцать назад».

Подумал – и отвернулся.

Он был не в том настроении, чтобы сочувствовать пересмешнику.

– Завидуешь? – спросил магус с плохо скрываемой горечью в голосе. – Зря. Я бы охотно поменялся с тобой местами, но капитан ведь сам сказал…

– Ну да, конечно! – Умберто рассмеялся сухо и зло; ему вдруг захотелось излить на кого-нибудь ту горькую отраву, что скопилась в душе за последние недели, а рядом был только Хаген. – Знаешь, что я тебе скажу? Не стоит полагаться на капитана во всем, не стоит думать, будто он безгранично завладел твоей душой и может теперь решать за тебя какие угодно вопросы! Всегда есть право уйти. Да и право возражать тоже никто не отменял! Что ж ты так быстро согласился, если не желал становиться навигатором? – Он перевел дух и последнюю фразу не проговорил, а почти что выплюнул: – Не надо врать, будто ты не желал получить её!!