Звездочёт из Нустерна и таинственный перстень
Шрифт:
– Диагноз ясен, – весело заключил профессор. – Или ты, Бальтазар, и на сей раз станешь выискивать тайны?
– На сей раз нет, – согласился архивариус. – Дело здесь вполне очевидное.
– Артур, прекрати смеяться, – умоляюще проговорил звездочет. – Выслушайте меня серьезно. Нет у нее никаких веснушек! И она вовсе не толстая! Поверьте. Неужели, по-вашему, я сошел с ума?
– Это можно назвать и безумием, – вновь захихикал профессор.
Себастьян позвал трактирщика.
– Что прикажете, господин Нулиус?
–
– В каком смысле? – спросил трактирщик.
– Как, по-твоему, племянница бургомистра конопатая? Я хочу сказать, есть у нее веснушки?
– Странное дело, сударь, что они то есть, то их нет.
– Как это?
– Сначала они вроде бы были, потом – вроде бы нет, а потом снова были.
– Ничего не понимаю, – рассеянно проговорил Себастьян и опустился на стул.
– Сударь, – попытался утешить его Локк, – я, признаться, ровным счетом в этом ничего не понимаю. С тех пор как я женился на моей Лизхен, я не в состоянии отличить красавицу от урода.
Профессор Инсекториус буквально хрюкал от смеха, архивариус же был гораздо спокойней.
– Не обращай внимания на Артура, мой друг, – говорил он Себастьяну, – он слишком навеселе. И не сердись на меня за то, что я невольно обнажил твою душевную тайну. Леонора необыкновенно хороша, коли ты ее такой находишь. И порешим на этом.
– Я не сержусь, – промолвил Себастьян. – Просто в недоумении: или я сошел с ума, или вы бредите, не замечая очевидного.
– И это не исключено, – согласился архивариус и, поднявшись, добавил: – Пора по домам.
Поднялся и Себастьян, но выяснилось, что профессор выбраться из-за стола не может. Он ерзал, упирался руками в стол, но все было тщетно. Друзьям пришлось помочь ему. Они вытащили его, поставили вертикально и, поддерживая с двух сторон, вывели из трактира.
Оказавшись на воздухе, профессор взбодрился.
– Какая красота! Нет лучшего места на земле, чем Нустерн!
– Ночной Нустерн, – добавил звездочет.
– Это замечательно! – продолжал восхищаться профессор, размахивая руками и поминутно теряя равновесие. – Ночь, луна и три добрых товарища. Вот ты меня понимаешь, Себастьян. Ты – романтик. А этот бумажный человек разводит одни только непонятности. Вот скажи, Бальтазар, – обратился он к архивариусу, – ночь прекрасна или таинственна?
– И то и другое, – ответил архивариус.
– Вот видишь, – скорее промычал, чем промолвил профессор.
Друзья не спеша шли по ночному городу, переходя из переулка в переулок, попадая то в кромешную тьму, то в слепящее серебро лунного света. Профессор, в отличие от Себастьяна и архивариуса, редко видел ночной город и теперь был в полном восторге. Ночь слизала краску с домов, луна сделала голубоватыми и предельно рельефными черепичные крыши. Тусклые огоньки в окнах гасли один за другим. Улицы были пусты и гулки.
Внезапно впереди по улице в лунном свете обозначилась темная фигура.
– Наконец-то, – запыхавшись, сказала она. – Наконец-то я тебя нашла, мой дорогой Артур. Разве можно доставлять своей жене столько огорчений?
– Эмилия! – воскликнул профессор и, высвободившись из объятий друзей, упал в объятия благоверной.
– Что с тобой? Да ты едва на ногах стоишь, – проговорила Эмилия.
– Поверьте, Эмилия, – пустился в объяснения Себастьян, – Артур так сильно расстроился из-за ссоры с вами… и так налег на утешение, что не рассчитал. Я надеюсь, вы больше не сердитесь на него?
Профессор и сам принялся выспрашивать жену, не сердится ли она, и поклялся, что шагу не ступит, пока она его не простит.
– Ах, мой легкомысленный профессор, – покачала головой Эмилия, – ты и с моим прощением вряд ли сможешь сделать хотя бы один шаг.
Друзья вызвались проводить помирившихся супругов. Прощение Эмилии подействовало на профессора благотворнее красот лунной ночи. Всю дорогу он щебетал, как весенний кенар, а дойдя до калитки, возымел в ногах прежнюю твердость. Он долго прощался с друзьями, по нескольку раз порывался заключить их в объятия, но в конце концов был уведен супругой.
– Пора и нам расходиться, Себастьян, – немного печально сказал архивариус. – Нас ждут дела.
– Никогда не думал, – промолвил звездочет, – что отдых в трактире может быть таким утомительным. Признаться, я порядочно устал.
– И не удивительно. У меня у самого голова кругом идет от сегодняшних событий. Жду – не дождусь когда наконец окажусь в своем архиве, закурю трубку и в тишине спокойно обдумаю все увиденное и услышанное.
– Послушай, ты и впрямь думаешь, что мы – свидетели каких-то таинственных событий?
– Уже нет, – спокойно ответил архивариус.
– Вот как, – опечалился Себастьян: – жаль.
– Теперь я думаю иначе, – продолжал архивариус. – Я почти уверен, что мы – не свидетели, а уже участники таинственных событий.
– Участники? – переспросил звездочет.
– Разумеется. Два почти неизвестных нам человека ищут тринадцатый том «Традосских хроник» – книгу, существование которой всегда считалось не более чем вымыслом. В поисках они обращаются ко мне. Вот тебе мое участие…
– Но ты же сказал, что в архиве ее нет.
– Я сказал, что не нашел ее, но это – пока. У меня впереди целая ночь и завтрашний день.
– Понимаю…
– Теперь о твоем участии. Тебя пленила племянница бургомистра (не красней, пожалуйста) – девушка, играющая тут не последнюю роль. Не станешь же ты утверждать, что судьба ее тебе безразлична. Так или иначе, даже против своей воли, ты – участник, а не свидетель.
– И все-таки, Бальтазар… – взволнованно проговорил Себастьян, но архивариус замахал на него руками: