100 shades of black and white

Shagel

— Я не смогла. Не получилось. Кайло Рен был просто сказкой по сравнению с остальными пытками. Они говорили, что я — это воплощение какого-то другого ситха. Пытались пробудить его разум, выбив оттуда мой. Знаешь, каково это?

Рей лежала и говорила куда-то в темноту потолка. Мерно, отстраненно. Но в воздухе оглушительно пахло алкоголем. Вот зачем он был нужен ей.

Чтобы забыться. Как и ему.

— Но... Кайло спас меня. Вытащил из Ордена. А потом пообещал отдать джедаям. Потому что только они могли бы меня спасти. Но

я отказалась. И вот я тут, потому что сама так решила. — Рей пошевелилась и села, позволив его члену выскользнуть из нее, и ощущение общности, связи — исчезло.

Сидевшая перед ним девушка, подтянувшая к подбородку колени и обнявшая их, казалась отчужденной.

— Если ты хочешь найти его, Рена, тебе нужно просто убить меня. И он сразу же придет. Почувствует это и вернется. Ты ведь этого хочешь?

— Да, — кивнул Бен. Он хотел убить брата так сильно, что это превратилось в наваждение. В бесконечную пытку, потому что он был обречен идти по следам, но никогда не иметь возможности посмотреть в лицо. Тому, кто убил их отца. Тому, кто предал все, что было дорого.

Тому, кто выбрал другой путь.

— Я не смогу, — внезапно понял он. Ни за что не сможет убить кого-то ради этого.

— Я понимаю. — Рей усмехнулась и протянула руку, чтобы погладить его по волосам. Этот простой безыскусный жест и улыбка преобразили ее.

— Он столько рассказывал о тебе. О своем младшем брате-близнеце, который всегда поступал по-своему, наперекор родителям, дяде, всем, — передразнила она Кайло Рена. — Но я никогда не думала, насколько вы похожи. Ты хороший человек, Бен Соло.

Ее объятия были прохладными, словно он обнимал камень или воду. И нежными.

А чужой шрам на лице саднил.

====== Star that guides (Кайло Рен/ Рей) ======

Он чувствует ее впервые тогда, когда тело его висит на тонком волоске от смерти.

Кайло болтается в чане с бактой, и все тело его облепливает теплая жидкость, проникая под кожу тонкими иголочками, хотя это всего лишь иллюзорное ощущение.

Его раздирает на части его собственное желание выжить, оно пережимает горло и бултыхается внутри желудка, переворачиваясь комом, и в этот самый момент его посещает первое видение.

Он видит ее так, словно она действительно рядом.

Не прозрачная, не созданная воображением, Рей находится рядом с ним, с закрытыми глазами. Кажется, что она спит, и только по вздрагиванию плеч Кайло понимает, что она плачет. Так тихо, как может, чтобы никто не услышал.

Рей сжимается в клубок и обнимает себя за плечи, занимая так мало места, и по ее лицу текут слезы, а губы шевелятся беззвучно.

И именно тогда он, ненавидящий ее больше всего на свете, за то что отвергла его, за то что предала его надежды, за то что оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял, — в этот момент он остывает.

Все проходит, и его ненависть, помноженная на боль, больше не имеет никакого значения. Особенно сейчас.

Может, потому что он так боится плачущих женщин. Потому что не знает, что с ними делать. Так было когда-то с плачущей матерью, и теперь это повторяется снова.

— Мне жаль, — выговаривает Рей одними губами. Она говорит не с ним и не с кем-то рядом. Она шепчет это, чтобы не забыть самой. — Я не хотела... Я, правда, не хотела...

Кайло стискивает пальцы, потому что они дрожат, но, даже если он закроет глаза, ему не избавиться от видения.

Рей не рядом, она где-то на другом конце вселенной, но он видит ее и с закрытыми глазами. Ее горестный образ скользит на обратной стороне век, вкус ее слез застыл у него на губах, пусть в реальности это просто бакта, в которую он погружен с головой.

— Прости... — задыхается она от своей боли, не такой острой, не такой резкой, потому что это болят не раны. Это другое. Обхватывает себя за горло, словно хочет задохнуться. Закрывает лицо ладонями.

И это такое безумное ощущение, что Кайло понимает, что он больше не может.

Он бьет по стеклянному чану кулаками, пока бакта не начинает смешиваться с кровавыми разводами на ободранных костяшках пальцев. Стучит что есть силы, надеясь, что стекло не выдержит. До того, как не выдержит он сам.

Бесполезно. Он заперт внутри, и все, что ему остается, — это рваться наружу, затыкать уши и закрывать глаза, прятаться от того, что не уходит.

От Рей и ее надрывного шепота. От этого ужасного слова — прости.

Она намертво впилась в его кожу, вгрызлась в самое мясо, заменила ему воздух и воду. Она словно кровь по венам, и ее образ не исчезает никогда.

Плачущая Рей молит о прощении тогда, когда он взрезает чужое горло световым мечом, распарывает человека, и на маску, прикрывающую его лицо, брызжет кровь.

Она сворачивается в клубок, состоящих из тонких линий и плавных изгибов, рядом с ним, в его постели в темноте.

Можно протянуть руку и дотронуться, до того она близко.

Рей с ним, когда Сноук наказывает его за ошибки, те, что стали для кого-то спасением, а для рыцаря Рен обернулись позором.

И когда Кайло падает на камень, корчась от невыносимой боли, все, за что он может держаться, чтобы не потерять сознание, — это ее губы, мокрые от слез.

Они шепчут прости, и этого хватает, чтобы он остался тут, чтобы выдержал все, что приготовил для него Сноук. Чтобы принял это с достоинством, как подобает мужчине из рода Скайуокеров.

Кайло привыкает к ее присутствию везде и всегда.

Рей — это куда больше, чем просто видение в Силе, оставленное вместе с рваным шрамом, пересекающим лицо и спускающимся на плечо.

Она тот самый якорь, что удерживает его на тонкой грани. Только уже не жизни и смерти. Она то, что тянет его в самое безумие и все же удерживает от того, чтобы не упасть в него.