1415. Азенкур. Новая история

Карри Энн

Различные версии хроники "Brut" следуют этой же линии. В одной из версий число убитых приводится до того, как упоминается новость о новой баталии французов. Здесь, однако, король прямо отдает приказ, согласно которому каждый человек должен убивать пленных, которых он взял. Поскольку убийство возлагается на отдельных людей, это не требует, чтобы пленные были собраны вместе. К французам не посылают глашатаев, но Генрих выстраивает свою боевую линию, готовую к бою. Когда французы видят, что "наши люди убивают своих пленных", они отступают и распускают армию. Подразумевается, что французы находились достаточно близко, чтобы видеть происходящее. Другая версия, однако, отрицает, что французы собрали новую армию. Скорее, это была большая толпа женщин и других людей, которые пришли на поле, чтобы посмотреть, какая сторона потерпела поражение. Когда англичане заметили их, стоящих на холме рядом с полем, где происходило сражение (обратите внимание на то, что битва фактически закончилась), прошел слух, что это новая французская армия. Со временем Генриху пришло известие, что еще одна французская армия в сборе и готова идти на него.

Тогда он отдал приказ, чтобы каждый человек убивал своих пленных. Когда это было сделано, Генрих приказал своей армии приготовиться к бою, но когда французы увидели, что англичане убили пленных, они отступили. Здесь мы видим свидетельство того, что различные устные свидетельства дошли до ушей хронистов.

Эта версия хроники "Brut", составленная в 1478–79 годах, является одной из всего лишь двух английских хроник, в которых дается какое-либо суждение об убийстве пленных. Это была, как пишет автор, "огромная потеря для Англии и причина большой печали для французов". Хроника Питера Бассета (ок. 1459 г.) завершает свой рассказ об убийстве замечанием "и это была причина, по которой было убито так много знати". Бассет — единственный английский хронист, назвавший сэра Гийома де Тибувиля, сира Ла Ривьер-Тибувиля, человеком, который собрал "20.000 воинов и более под белым знаменем, чтобы дать сражение". У Бассета король объявил по всей армии, что каждый человек должен убить своих пленников, подразумевая, что прилагательное "победоносный" перед именем короля означает, что битва уже считалась выигранной.

Поэтому все английские рассказы, в которых упоминается убийство пленных, сходятся в том, что оно было вызвано убеждением, что французы намеревались возобновить сражение, которое, по мнению англичан, они уже выиграли. Все они также дают веское основание полагать, что эта перегруппировка французов и ответные действия англичан произошли спустя некоторое время после первых фаз сражения. Придерживаются ли французские рассказы той же линии? В целом, да, но есть некоторые интересные различия в акцентах. Хроника "Religieux", вероятно, самый ранний рассказ, предполагает, что силы, которые, по мнению Генриха, намеревались атаковать его, были большой группой воинов на фланге авангарда, которые в действительности направлялись в тыл, чтобы покинуть поле боя. Другими словами, они были трусами. Хронист возлагает на Генриха ответственность за приказ убить пленных, а также за то, что он в конце концов "увидел своими глазами", что французы бежали и не собирались сражаться. Таким образом, преобладает мнение, что французы сами виноваты в гибели пленных.

Эта точка зрения, а вместе с ней и сопутствующее ей желание распределить вину, встречается и в некоторых других текстах, хотя ни один из них не подразумевает, что предполагаемая новая армия на самом деле была группой трусов. И в "Chronique de Ruisseauville", и у Динтера Клинье де Брабант назван человеком, ответственным за сбор латников для новой атаки. "Chronique de Ruisseauville" сообщает нам, что убийство вызвало большой крик как в английском, так и во французском лагерях, "из-за ценных пленных". Но, что еще более важно, он подразумевает, что граф Неверский (сын герцога Бургундского) был одним из пленных, которых предали смерти. Другими словами, "арманьяк", выживший в битве, считается ответственным за гибель бургундских героев. Эта тема также продолжена у Динтера, у которого Клинье возвращается не воевать, а грабить. Он более прямолинеен, говоря нам, что "в результате многие принцы и дворяне, оставшиеся в живых в качестве пленников, были убиты". Одним из них был герцог Брабантский, брат герцога Иоанна Бургундского. Динтер делает вывод, что Брабантский погиб таким образом, потому что был ранен в лицо и шею, чего не произошло бы, если бы на нем был шлем. (Это наводит на мысль, что с пленников снимали шлемы в знак того, что они попали в плен). Динтер добавляет, что другие пленники видели захваченного герцога, но не разговаривали с ним, надеясь, что за него можно будет получить небольшой выкуп на том основании, что англичане не узнают его таким, какой он есть. Помните, что Брабантский, очевидно, прибыл на битву с опозданием и был одет в импровизированный сюрко, сделанный из флага одного из его трубачей.

Динтер завершает свое пространное изложение рассказом о том, что тело герцога было найдено далеко от места сражения. Это явное указание на то, что пленных отводили к месту сбора, но оно также подкрепляет аргумент о том, что битва считалась оконченной задолго до того, как было приказано убить пленных. Оба эти положения подтверждаются воспоминаниями Жильбера де Ланнуа. Он лежал на земле вместе с убитыми, но его вытащили и взяли в плен. Через некоторое время его отвели в дом неподалеку с десятью или двенадцатью другими пленными: "Там, когда герцог Брабантский предпринял атаку, раздался крик, что каждый должен убить своих пленников. Чтобы сделать это быстрее, они подожгли дом, но я смог вырваться". Он снова попал в плен, когда англичане вернулись, и был продан сэру Джону Корнуоллу. [710]

710

Oeuvresde Ghillebert de Lannoy, 49.

Упоминание о нападении герцога Брабантского как причине приказа крайне сомнительно, ведь находясь в доме Ланнуа не мог знать, кто возглавляет новую французскую атаку. Дез Юрсен также утверждает, что слух о том, что герцог Бретонский идет с большим отрядом,

заставил французов сплотиться, "что было плохо, так как большинство англичан убили своих пленных". Это может свидетельствовать об антибретонской позиции. В "Chronique de Normandie" речь идет скорее о людях короля Сицилии (т. е. герцога Людовика Анжуйского), чье прибытие вызвало у англичан опасения нового нападения. Уникально, что этот автор утверждает, что приказ убивать пленных специально исключал людей благородного звания.

Несколько французских хроник, включая "Le H'eraut Berry", Базен и "Chronique d'Arthur de Richemont", вообще не упоминают об убийстве пленных. Но пространные рассказы встречаются в других текстах бургундской принадлежности. Рассказы Лефевра и Ваврена привлекли внимание английских историков из-за их истории о том, что английские солдаты отказались убивать своих пленников, так как надеялись разбогатеть. Ответом Генриха якобы было назначение джентльмена с 200 лучниками для выполнения приказа. Предполагалось, что лучники были людьми более низкого происхождения, у которых было меньше чувств и не было собственных пленников. Свидетельства, содержащиеся в отчетах после кампании, позволяют предположить, что последнее утверждение, безусловно, не соответствует действительности. Мы не можем быть уверены в правдивости этой истории, поскольку она встречается только в этих весьма взаимозависимых произведениях. Хотя Лефевр служил в английской армии, мы могли бы ожидать, что эта история попадет в английский источник. Более полезным является остальное объяснение, предоставленное этими авторами. Они также предполагают, что англичане уже победили; когда они увидели, что французы больше не могут сопротивляться, они начали брать пленных, "надеясь, что все они станут богатыми". После захвата с пленных снимали шлемы. Но затем многие из арьергарда, в котором были французы, бретонцы, гасконцы, пуатевины и другие (Ваврен особо упоминает главную баталию), ранее обращенные в бегство, начали перегруппировываться. Поскольку они имели при себе большое количество штандартов и создавали видимость движения вперед в боевом порядке, Генрих в ответ приказал каждому убить своего пленника. Эсквайр и его лучники хладнокровно выполнили приказ. Здесь авторы вторят Динтеру: в качестве способа убийства упоминается отсечение голов. Быстрый удар ножом в шею — это все, что требовалось.

"Chronique de Ruisseauville" также отмечает, что все найденные на поле боя на следующий день, живые или мертвые, французы или англичане, были изрезаны по лицу. Ваврен и Лефевр продолжают свой рассказ, говоря, что когда отряд французов увидел, что англичане готовы встретить их и сражаться, они обратились в бегство. Конным удалось уйти, но многие пехотинцы были убиты. Это единственные свидетельства, которые позволяют предположить, что Генрих действительно начал атаку на этом этапе. Как и в других историях, Ваврен и Лефевр стремятся распределить вину. По их мнению, именно "жалкая попытка французов" стала причиной гибели благородных рыцарей. Таким образом, это, скорее всего, жалоба бургундцев на предателей-"арманьяков".

В хронике Монстреле также говорится о страхе Генриха, что французы планируют новую атаку. Куда бы он ни посмотрел, казалось, что они перегруппировываются. Приказ об убийстве пленных в этом произведении напрямую связан с опасением, что во время нападения пленники могут помочь своим соотечественникам. Монстреле перекладывает вину на Робера де Бурневиля и Изамбарда д'Азенкура, которые ранее совершили нападение на обоз. Это более четко выражено Фенином. В его рассказе нет упоминания о перегруппировке французов или о непонимании англичан. Убийство пленных является прямым результатом нападения Бурневиля и д'Азенкура на обоз, за что они впоследствии были наказаны герцогом Бургундским Иоанном. Таким образом, бургундцы снова предстают в роли героев. Убийство пленных, таким образом, является отличительным и важным элементом битвы, к которому мы еще вернемся в заключительном разделе этой книги.

Храбрость или трусость? 

При поражении такого масштаба, как битва при Азенкуре, неудивительно желание хронистов обеих сторон подчеркнуть трусость и глупость французов. В некоторых случаях, некоторые из которых мы уже отметили, это доходило до определения конкретных лиц, на которых возлагалась вина. В противоположность этому, в английских хрониках особое место отводилось английской храбрости, мастерству и силе командования. Эти темы заслуживают дальнейшего рассмотрения в контексте того, как на самом деле происходило сражение при Азенкуре. Средневековые сражения, как и их современные аналоги, велись массовыми войсками. Как следствие, сражения в основном носили анонимный характер. Это, несомненно, относится к использованию лучников. Даже если бы некоторые лучники были особенно талантливы в попадании в цель, это было бы трудно проявить в боевой обстановке. Однако, когда дело доходило до рукопашного боя, была возможность отметить доблесть и достижения, но хронисты зависели от рассказов, предоставленных им после события. Есть еще одно осложнение, и это тенденция интересоваться только деяниями тех, кто занимал высокое социальное положение. Мы можем получить краткое представление о личных успехах воинов благодаря отчетам после кампании, в которых говорится о захвате пленных рядовыми участниками битвы. Например, Ральф Фаун, оруженосец из свиты сэра Ральфа Ширли, взял в плен герцога Бурбонского, но ни в его случае, ни в каком-либо другом мы не можем раскрыть этот факт более подробно.