1904. Год Синего Дракона

Курган Сергей Леонидович

'Цесаревич' немного ошибся с направлением - один снаряд из его залпа лег в каких-то десяти-пятнадцати саженях справа по борту напротив якорного клюза 'Хацусе', окатив его палубу водой, другой - в пятнадцати-двадцати прямо по курсу. Один из снарядов 'Ретвизана' лег с перелетом, подняв фонтан брызг саженях в двадцати с левого борта против кормовой башни. Второй же снаряд попал в грот-мачту, начисто срубив стеньгу выше боевого марса и взорвавшись уже далеко за бортом, осыпав спардек японца несколькими увесистыми осколками... Со скрипом и скрежетом стеньга повалилась влево, описав при этом огромную дугу, словно дав отмашку бело-красным лучисто-солнечным флагом, развивавшимся на её клотике. В своем полете вниз она ударила по боевому марсу, сорвав с креплений мелкокалиберную скорострелку и раздавив на месте двоих стоявших у неё артиллеристов, а затем всей своей тяжестью обрушилась на спардек и ростры, согнув две шлюпбалки на левом борту, повредив паровой катер и разбив в щепы одну из шлюпок.

Через

пять секунд японские снаряды со страшным грохотом легли в гавани Артура. Один из них врезался в пришвартованные у причалов вспомогательные суда, разнеся в клочья надстройки одной из землечерпалок. Воздух наполнился воем разлетающихся горячих осколков и рваных металлических частей, раскаленным дождем осыпавших стоящие рядом корабли. В небо тут же потянулся черный шлейф от разгоравшихся пожаров. Второй снаряд разорвался при ударе о воду менее, чем в десятке саженей от громадного трехтрубного транспорта 'Москва' - так теперь назывался бывший вспомогательный крейсер 'Ангара'. Несколько крупных осколков пробили борт у самой ватерлинии, а один - вызвал небольшой пожар на твиндеке... Остальные два - разорвались в водах бухты, не причинив вреда кораблям. Звуки разрывов тяжелых снарядов докатывались к наблюдательному пункту не сразу, дробясь и вторясь между сопок и гор, окружавших гавань, из-за чего казалось, будто над Артуром бушевала гроза...

На сигнальных фалах неповрежденной фок-мачты 'Хацусе' вверх побежали несколько пестрых флажков. В это же время орудия кормовой башни 'Цесаревича', наконец, перезарядились и послали свою порцию 'приветов' непрошеным гостям. Но в это же время Вервольф заметил, что дым из труб японских кораблей теперь стал намного более густым - Носиба увеличивал скорость отряда, сбивая русским прицел. Поэтому, пролетев по длинной дуге, снаряды 'Цесаревича', нацеленные Мякишевым в самую середину 'Хацусе', попасть в свою цель уже не могли. Но флагману Носибы всё равно досталось - один из снарядов лег менее чем в десяти саженях от кормы японца, второй же, пробив по диагонали с правого борта к левому небронированные верхнюю и среднюю палубу в корме, ударил в скос бронированного карапаса, отрикошетил и, наконец, таки взорвался, уже ударившись изнутри в 102-мм броню кормового пояса. Взрывная волна, обломки рубашки и подкладки под броню, увесистые осколки толстостенного бронебойного снаряда, отраженные скосом бронепалубы и поясом, рванулись вверх и внутрь корпуса японского борненосца. Находившийся двумя палубами выше расчет кормового трёхдюймового орудия погиб на месте, офицерские каюты в корме были разбиты, настил верхней палубы в нескольких местах встал 'на дыбы', в изрешеченном каземате начался пожар от воспламенившихся трехдюймовых патронов. Хотя внешне всё выглядело не так страшно - Вервольф увидел лишь небольшой султан светлого пироксилинового дыма, возникший в месте попадания. Но затем за кормой 'Хацусе' потянулся дымный след, постепенно становящийся всё гуще... Сигнальщики и связисты 'орлиного гнезда' грянули 'Ура!'.

Вервольф обернулся:

– Связь! Передайте на 'Цесаревич' - 'Есть попадание!' - а то сами радуетесь, черти полосатые, а им ведь не видно!

– Уже передано, Ваше превосходительство!
– тут же отозвался высокий черноусый матрос у аппарата.
– Я им первым же делом сообщил!

– Молодец! Как звать-то тебя?

– Матрос Петр Спиридонов, Ваше превосходительство!
– вскочив и вытянувшись в струну, выпалил связист.

– Ну что ж, матрос Петр Спиридонов! Объявляю тебе благодарность за сообразительность и расторопность! Ибо боевой дух на корабле - это прежде всего!

– Рад стараться, Ваше превосходительство!

– Ну а теперь садись к аппарату, матрос, надо дальше дело делать!

– Слушаюсь, Ваше превосходительство!

И работа корректировочного поста вновь пошла в привычном русле...

Через минуту орудия 'Цесаревича' и кормовой башни 'Ретвизана' вновь будут заряжены и смогут послать ещё шесть сюрпризов нашим гостям...

Вот только Носиба не дал нам этой минуты. Орудия концевого 'Ясимы' уже завершили разворот в сторону Артура после перезарядки. Прошел ещё какой-то миг, и жерла двенадцатидюймовок 'Хацусе', 'Сикисимы' и 'Ясимы', изрыгая дым и пламя, в течение десяти секунд выбросили по направлению к Артуру двенадцать начиненных шимозой снарядов. В небе над наблюдательным постом царила жуткая какофония - рев пролетающих друг за другом снарядов накладывался на долетавший с запозданием гром выстрелов.

– 'Хацусе' поворачивает!
– донесся крик одного из наблюдателей.

Подскочив к брустверу и взглянув на японские корабли, Вервольф понял, что сигнальщик ошибся. Поворачивал не 'Хацусе'. Вернее - не только он один - поворачивала 'все вдруг' вся колонна японских броненосцев - все три бронированных серых чудища, выбрасывая из труб густые клубы дыма, описывали на ясной морской глади крутую циркуляцию влево. Носиба-сан пытался вывести свой отряд из-под русского огня. Бить сейчас по его кораблям - значит лишь зря тратить снаряды.

– Андрей Константинович! Дождитесь, когда он закончит поворот, и потом вновь открывайте огонь!

– Есть, Ваше

превосходительство! На дальномере! Дистанция?

И карандаш Мякишева принялся рисовать на карте большой крюк, отслеживая передвижение японского флагмана...

Теперь Вервольф стоял, глядя в противоположном направлении - ведь на завершение маневра японскому адмиралу понадобится не одна минута, поэтому есть немного времени поглядеть на Артур. А там вновь бушевала 'шимозная гроза' - один за другим в водах бухты вырастали столбы воды и дыма вровень с мачтами кораблей. Судя по значительному разбросу снарядов, японские артиллеристы явно поторопились с залпом, чтобы успеть до начала поворота. Поэтому попадания в этот раз носили, в основном, случайный характер. Вот один из снарядов взорвался на берегу, где-то в Новом городе, подняв в небо громадное облако бурого дыма, пыли, обломков кирпича, щепок от бревен и досок... Вот ещё один упал на место стоянки китайских джонок на отмели у берега Тигрового Хвоста - вместе с фонтаном грязи в воздух взлетели деревянные обломки, ошметки парусов, бочки, весла...А, может быть, и тела людей - отсюда, с большого расстояния, всех подробностей было не разобрать. Да и, слава Богу. А вот Илья сейчас был почти что в самой гуще событий - 'Петропавловск' под вице-адмиральским флагом на фор-стеньге как раз проходил мимо основания Тигрового хвоста, устремляясь к морю. За ним следом, словно привязанная, следовала 'Полтава'. 'Победа' уже развернулась носом к выходу и потихоньку обходила кончик хвоста тигра с расположенным на нем эллингом. 'Пересвет' и 'Севастополь' всё ещё стояли на месте, пропуская в море броненосцы, стоявшие до этого ближе к выходу из гавани. Вот, совсем рядом с 'Севастополем', вырос высокий фонтан мутной воды - очевидно, артиллеристы 'Хацусе' всё же учли корректировку после первого своего залпа, ибо через долю секунды на выпуклом борту русского броненосца между башней среднего калибра и кормовой двенадцатидюймовой башней расцвел на миг огненный цветок, обрамленный черно-бурыми лепестками дыма. Сердце советника сжалось при виде этой картины. Но спустя несколько секунд ветерок отнес в сторону дымную шапку от взрыва снаряда и Вервольф внимательно посмотрел на 'Севастополь'. Отсюда он выглядел совершенно неповрежденным. По крайней мере, признаков пожара на корабле не было. Как стало известно позже, уже после боя, японский снаряд попал в бронепояс у самой верхней его кромки под довольно острым углом, так что пробить его он не смог и взорвался прямо на броне снаружи корпуса. Так что 'Севастополь' отделался несколькими осколочными пробоинами в небронированном борту выше бронепояса, разбитым вельботом и следами от осколков на выступающей части барбета и вращающейся части правой кормовой шестидюймовой башни. Несколько человек палубной команды получили ранения.

Но долго рассматривать 'Севастополь' не получилось - внимание советника привлекла частая стрельба и звуки взрывов с другой стороны - со стороны моря. Глядя с южного бруствера, он видел, что уже почти развернувшиеся на обратный курс броненосцы отряда Носиба открыли огонь из шестидюймовок левого борта. Их цель была ниже и правее наблюдательного поста - маяк Лаотешань был почти полностью скрыт клубами разрывов японских снарядов. Во все стороны с воем и свистом летели осколки снарядов, обломки скал, падали с перебитыми стволами деревья. Очевидно, японцы решили, что именно с маяка корректируется стрельба кораблей русской эскадры, и решили его уничтожить. Вот уже дважды их снаряды попали в маяк, но белая башенка, иссеченная осколками, с выбитой местами каменной кладкой, пока ещё держалась.

– Господин советник, японский отряд на постоянном курсе!
– доложил Мякишев.

– Хорошо, Андрей Константинович! Огонь по готовности! Как и прошлый раз - пристрелка - побашенно, при накрытии - полными залпами!

– Будет исполнено!

– И ещё, Андрей Константинович! Попробуйте ударить по головному при помощи стрельбы по квадратам.

– Есть, Ваше превосходительство!

Сергей не отрываясь смотрел на японские корабли.

Три громадных серых чудища сейчас шли курсом ост-тень-зюйд, извергая в голубое небо клубы жирного черного дыма из своих труб. Таранные форштевни резали голубую воду и белое кружево пены струилось вдоль бортов, смыкаясь за кормой в кильватерную струю. Их холодные, мрачные стальные борта то и дело озарялись всполохами выстрелов, на секунды окутываясь желто-бурым дымом. Три бронированных колосса, изрыгая пламя и дым, осатанело били по небольшому одинокому маяку, всей своей сокрушительной мощью пытаясь уничтожить крошечную белую башенку, приютившуюся на скалах над морем. Было в этой, открывшейся взору, страшной картине гибели и разрушения что-то завораживающее.

Стрельба шестидюймовок японцев стихла так же внезапно, как и началась. Вервольф немного высунулся над бруствером, чтобы посмотреть на маяк. Но маяка уже не было - на его месте теперь громоздилась лишь бесформеннаые остатки стен над грудой камней в окружении обгоревших и поломанных деревьев, с которых осколки срубили все ветки, медленно оседали клубы поднятой взрывами пыли, да дым от пожара в развалинах домика смотрителя маяка поднимался в высокое голубое небо темным кривым клинком турецкого ятагана...