1904. Год Синего Дракона

Курган Сергей Леонидович

Погода начинала портиться - с юго-запада, гонимые ветром, по небу ползли пока что одиночные облака, но дальше, у горизонта, уже явственно проступала сплошная серая пелена низкой облачности... Но, некогда сейчас было изучать метеорологию, и взгляд Вольфа вновь вернулся к японским броненосцам.

Вражеская колонна уже шла обратным курсом, вновь наводя свои орудия на Артур. Но прежде, чем они открыли огонь, два водяных столба выросли в двух кабельтовых справа от 'Хацусе' - 'Ретвизан' снова начал пристрелку по флагману ударного отряда. Носиба ответил ему огнём главного калибра всех броненосцев - и двенадцать снарядов вновь понеслись в сторону Артура. Секунд через двадцать пять они с грохотом начали рваться в холодной воде гавани. Залпы ложились довольно кучно, почти у самого

кончика Тигрового хвоста, в Западном бассейне и снова - где-то в городе. Но попаданий в русские корабли, если не считать осколочной пробоины в трубе 'Страшного' да пробитой другим осколком шлюпки на 'Пересвете', не было. 'Петропавловск' уже скрылся за Тигровым полуостровом, как и носовая половина 'Полтавы' - сейчас Вервольфу была видна лишь её часть от грот-мачты до кормы. И огромный шелковый Андреевский флаг броненосца - подарок полтавского дворянства. В двух кабельтовых за 'Полтавой' шла 'Победа'. Броненосцы совершали выход, не дожидаясь прилива. Илья сильно рисковал. Нет, в теории такое, в принципе, было возможно. И даже на практике - Вервольф помнил, как когда то и где-то читал, что Макаров умудрялся проделывать подобный фокус. Но риск был велик - сядь сейчас кто-то из броненосцев на мель, и в проходе образуется куча-мала из кораблей эскадры. И если её углядят крейсера - корректировщики, то всё, пиши пропало...

Он тут же тихонечко прикусил себе язык - нечего думать о таких вещах, тем более СЕЙЧАС!!!

А в это же время, в Новом городе, в длинном приземистом здании с арочными окнами, выходящими прямо на набережную и Западный бассейн, с низеньким крыльцом, над которым гордо красовалась вывеска 'Саратовъ', шел весьма оживленный разговор.

– А что, господин полковник, правда, что Лаотешань не вооружен?
– худощавый, среднего роста человек в офицерской форме без знаков различия подался вперед, словно хотел получше разглядеть своего собеседника сквозь круглые линзы очков.

– Да, господин корреспондент, Лаотешань не укреплен совершенно!

– И теперь именно оттуда японцы и бьют по городу?

– Не просто бьют, Евгений, простите, запамятовал, как Вас по-батюшке?

– Константинович, господин полковник!

– Так вот, Евгений Константинович! Японец не просто бьет по городу! Он над нами издевается! Учит нас, где нам надобно батареи ставить!
– под эти слова прямо напротив окон ресторана в Западном бассейне выросли один за другим высоченные столбы воды, заставив мелкой дрожью дребезжать стекла в оконных переплетах, - Посмотрите, что творится в Западном бассейне! Моряки, слава Богу, огрызаются. А крепость - молчит. Я тридцать пять лет в артиллерии прослужил. И дожился до такого позора! Нас расстреливают, как в тире, а мы притаились и молчим! Стыд и срам! А ведь японцы точно так же бомбардировали Артур, когда он был ещё китайским. Но нам ведь чужие уроки - не впрок!

– Но, как такое возможно?

– Как видите, господин корреспондент, возможно! Срам, да и только!
– полковник встал из-за стола и направился к выходу из ресторана. Уже в дверях, обернувшись, он с гневом произнес, - Шесть лет мы владеем крепостью и не вооружили Лаотешань! Это даже не срам! Это - преступление!

Евгений Константинович Ножин, военный корреспондент артурской газеты 'Новый Край', поспешил следом за полковником - на улицу. Едва его сапоги ступили с крыльца ресторана на набережную, как над самой головой с надсадным ревом что-то пронеслось вглубь города. Удар, от которого, казалось, вздрогнула земля, ещё один, и ещё... Страшный грохот близких разрывов, жалобный звон стекла. Чуть левее, над крышами домов взметнулись клубящиеся шапки из черно-бурого дыма и сизой пыли. Ближние дома закрывали места взрывов, и о них можно было судить лишь приблизительно. Но, по крайней мере один снаряд угодил в какой-то из домов. Об этом говорили клубы рыжей кирпичной пыли, что уродливым грибом сейчас поднимались в затягивающееся тучами небо, перемешиваясь с дымом шимозы. Да ещё обломки, что, разлетаясь веером от места попадания снарядов, теперь барабанили по близлежащим крышам.

На миг воздух

вновь наполнился свистом, и почти тут же громыхнуло где-то за спиной. Мощно, почти что слитным дуплетом... Ножин невольно оглянулся - над поднятыми почти на предельный угол возвышения стволами кормовой башни 'Цесаревича' поднималось стремительно расширяющееся облако желтого дыма. 'Молодцы, морячки! Даже подбитые корабли с японцем воюют! Нужно будет обязательно написать об этом в репортаже' - пронеслось в голове. А следом ещё одна - что неплохо бы осмотреть места, куда упали снаряды японцев. И корреспондент торопливым шагом направился туда, где ещё оседала пыль, поднятая взрывом.

Перекресток. Чуть выше по улице. Ещё один. Налево. Навстречу стрелки торопливо несут носилки, накрытые серой солдатской шинелью. Из-под неё видно только лицо. Бледное, осунувшееся, с какими-то неестественно острыми чертами, присыпанное пылью. Такое же серое, как шинель. Ещё один квартал прямо. Стоп! Вот оно! Дом с выбитым углом, воронка почти посреди улицы. Проезжая часть покрыта битым кирпичом, какими-то лохмотьями, обломками дерева, выброшенными взрывом землей и каменьями. Во всех близлежащих домах от страшного удара взрывной волны стекла вылетели. Причем в доме напротив - вместе с рамами. На стенах - глубокие оспины от осколков. И вся эта страшная картина разрушения прикрыта, словно саваном, серой вуалью осевшей пыли. В воздухе чувствуется горьковатый привкус сгоревшего лиддита.

Чуть дальше, у забора, валяется какой-то странный бесформенный мешок тряпья. Поправив очки, Ножин подошел поближе. И остолбенел. Потому как это, присыпанный землей и пылью, лежал китаец, свернувшийся клубком. Он уже не шевелился. Даже кровь уже не текла из страшной рваной раны в том месте, где когда-то у человека был живот.

– Отмучился, бедняга!
– голос за спиной заставил корреспондента вздрогнуть. Обернувшись, Евгений Константинович увидел двоих братьев милосердия, очевидно, вышедших из дома с выбитыми окнами. Тот, что повыше, продолжал всё тем же густым баритоном:

– Мы тут всё осмотрели, пострадавших больше нет. А Вы, Ваше благородие, не стояли бы вот так, посреди улицы, а то, не ровен час, опять прилетит.

Словно подтверждая его слова, очередная партия японских 'гостинцев' провыла чуть в стороне и с грохотом легла где-то по направлению к Западному бассейну.

– Я, любезный, военный корреспондент. Мне по долгу службы положено бывать в подобных местах. А много людей пострадало?

– Здесь - китайца вот убило, да ещё одного нашего стрелка чуть дальше по улице осколками поранило. Его санитары после нашей перевязки аккурат пару минут назад в госпиталь понесли.

– Да, я их видел по дороге сюда. А чей это дом разбило?

– Так знамо чей - купца Чурина. Там, дальше по улице ещё в чей-то дом угодило, похоже - котроллера Разумовского, - и брат рукой указал в направлении, где в небо поднимался столб сизого дыма.

– Тогда айда туда, может, помощь там наша понадобится!

Где-то со стороны порта опять гахнуло дуплетом, и по небу снова просвистело, но теперь - в обратном направлении. Моряки послали очередной горячий привет 'узкоглазым братьям' по ту сторону гор Лаотешаня.

Не далее, как в одном квартале, они наткнулись на следы ещё одного попадания японского снаряда. Картина была почти такой-же, как и в предыдущем случае. Правда, как отметил для себя Ножин, здесь обошлось, слава Богу, без убитых. Зато сам дом пострадал намного сильнее - половины крыши как небывало, большущий пролом в стене и пожар в одной из комнат. Который, к счастью, уже практически погасили. Тут же стоят пожарные повозки, запряженные каждая парой гнедых. Которые всякий раз тревожно вздрагивают при звуках выстрелов и взрывов. Большие дубовые бочки, крепко стянутые стальными обручами, сверкающий медью насос - 'водозаливная труба', рукоятки которой лихо раскачивали самые дюжие из пожарной команды, подавая по рукаву воду к брандспойту. Струя заливала небольшие очаги пламени в разрушенном доме, с шипением превращаясь в белёсые клубы пара, всё больше и больше вытеснявшие собой клубы едкого черно-серого дыма.