1904. Год Синего Дракона

Курган Сергей Леонидович

Вокруг всего этого хлопотного пожарного хозяйства суетился человек в форме брандмейстера, чуть выше ростом, чем Ножин и с чуть более густыми темными усами.

– Быстрей качай! Да быстрей же, черти окаянные! Давай, пока не разгорелось! Повернувшись, он вдруг заметил среди немногочисленных присутствующих фигуру корреспондента. И на его лице, покрытом темными ручейками пота, появилась широкая, искренняя улыбка:

– Ба, Евгений Константинович! И Вы здесь!
– по всему было видно, что порт-артурский брандмейстер Вейканен действительно рад встрече со своим другом.

– Да, господин брандмейстер! Такая уж, видать, у нас с Вами работа, что приходится ходить по следам смерти и разрушений!

– И то верно! Хорошо хоть вовремя приехали - не успел пожар разгореться.

Но долго

беседовать знакомым не получилось - из-за угла выбежала дама и бросилась к стоящим недалеко от Ножина и Вейканена братьям милосердия:

– Господа, прошу Вас, помогите! Снаряд взорвался возле дома Сидорского, есть раненные! Помогите, прошу Вас!

Медики тут же бросились следом за дамой, а Ножин повернулся к Вейканену:

– Дом Сидорского - это далеко отсюда?

– Улицей выше, Евгений Константинович. Совсем рядом.

– Тогда и я поспешу туда - может, и моя помощь понадобится.

– Добро, храни Вас Господь! Надеюсь, вечером свидимся!
– и, уже повернувшись к подчиненным, - Шибче качай, шибче! Эй, на брандспойте! Проливай сильнее, чтоб снова не загорелось! Сильнее, я говорю! Не жалей воды! ... Багром! Багром её оттягивай! ...

Звук голоса брандмейстера постепенно затих, оставшись где-то за углом дома у перекрестка. Корреспондент бежал по улице вверх, пытаясь нагнать спешащих впереди даму и медбратьев...

Длинные стволы пушек глядели куда-то в сторону гор Лаотешаня. Грозные орудия сейчас молчали - корректировочный пост на Лаотешанские вершины для батарей крепости вынести не успели, и вот теперь пять современных крупнокалиберных орудий вынуждено безмолвствовали.

Батарея номер пятнадцать - та самая знаменитая батарея на Электрическом утесе, сейчас была подобна боксёру с завязанными глазами - готовая каждый миг нанести по противнику мощный удар, да вот только противник стал невидим, скрывшись от глаз наблюдателей за горным хребтом. Правда, в первое время по телефону на батарею приходили сведения об обстановке у берегов Лаотешаня - это докладывал мичман Флейшер, находившийся на маяке. Но затем связь с ним прервалась. И вот крепость, приморский фронт которой был довольно солидно вооружен, сейчас молчала. Артиллеристам только и оставалось, что стоять у грозных орудий, слушать вой вражеских снарядов, смотреть, как они падают на город и порт да ругать, на чем свет стоит, проклятых хитрюг-японцев да недалеких проектантов защиты Порт-Артура... И это производило на всех гнетущее впечатление. А испытывать это гнёт собственного бессилия перед врагом было кому - на командном пункте батареи народу сейчас было - хоть отбавляй! Кроме капитана Жуковского, командира 'Пятнадцатой', тут были и генерал-майор Разнатовский, щеголявший шикарными, слегка подкрученными вверх усами, и инженер полковник Григоренко, и полковник Тахателов - заведующий практическими занятиями Квантунской крепостной артиллерии, чья громадная фигура и лицо с явными кавказскими чертами, окаймленное изрядно поседевшими шевелюрой и бородой, резко выделяли его среди присутствовавших. Тут же, среди других офицеров, были капитаны Затурский и Лилье. Михаил Иванович напряженно вслушивался в гул канонады. Большинство попаданий во внутренние бассейны гавани и в город отсюда были не видны - Золотая гора закрывала обзор. Инженер периодически поглядывал на её вершину - где-то там, среди брустверов и короткоствольных толстушек-мортир тринадцатой батареи сейчас должны были находиться Белый, Кондратенко и Рашевский. Рисковано, конечно. Ведь Золотая гора в нынешних условиях - это прекрасный ориентир для японских корректировщиков - дым 'Дианы' не укрывал её от недоброго прищура японских глаз. Как, впрочем, и вершину Электрического утеса. Хотя 'Тринадцатая', чьи брустверы проецировались на фоне светлого неба, была видна японцам намного лучше, чем десятидюймовки Утёса на фоне горного склона. Поэтому Кондратенко, не иначе, как по совету Белого, запретил собираться всем офицерам на одной батарее. От греха подальше.

И всё же на душе у Михаила Ивановича было как-то неспокойно. Одно только радовало - моряки не собирались отсиживаться в гавани. Крейсера лихо выскочили на Внешний рейд, а следом за ними сквозь ворота в бонах,

пока ещё укрытый дымовой завесой от японских глаз, тяжело шел 'Петропавловск', густо дымя высокими трубами, подминая волны массивным корпусом и неся у форштевня целый вал пены. Орудия флагмана были развернуты в сторону Лаотешаня, но пока что молчали - корабль шел меж скал Золотой горы и Тигрового полуострова. Да и стрелять по невидимой цели без возможности корректировки - значит - лишь зря выбросить в море дефицитнейшие снаряды. Да и ресурс орудий - далеко не безграничен...

И всё же - какое-то непонятное и неприятное предчувствие всё больше закрадывается в душу. Ведь японцы до сих пор, почему-то, не пользуются прекрасной видимостью такого замечательного ориентира, как Золотая... Ход мыслей военного инженера был внезапно прерван нарастающим свистом с жутким подвыванием и тут же - громовой удар! С западного склона Золотой горы, чуть пониже брустверов тринадцатой батареи, во все стороны полетели обломки скалы, а в небо взвился столб черно-бурого дыма. Ещё один раскат - и столб дыма поднимается ближе к вершине и батарейному брустверу. Ещё удар - и темная шапка разрыва вырастает уже где-то у самой вершины, в расположении батареи номер тринадцать.

'Вот же черт! Накаркал! Не иначе - мыслями своими накаркал!' - только и успело пронестись в мозгу капитана, как очередной снаряд ударил в склон Золотой горы чуть ниже тринадцатой батареи, разбросав по сторонам выбитые со склона грязь и камни и рикошетом пронесся над казармой пятнадцатой батареи, каким-то чудом не задев её крышу, поднял ещё один фонтан земляных брызг и, так и не разорвавшись, зарылся в грунт где-то на дне ближайшего овражка. Все, присутствовавшие на Электрическом утёсе, облегченно вздохнули.

– Смотрите, на мачте Золотой горы - сигнал 'Изготовиться к стрельбе'!

Кому принадлежал голос, Лилье не разобрал. Да и не важно это было сейчас. Главное - по мачте вверх полз флаг, по условному коду сигналов означавший подготовку к стрельбе по квадратам. Да, так и есть - вот следом пошла верх группа флажков, означавшая номер квадрата. Маленького квадратика на карте, изображавшего такой же небольшой участок моря, к которому сейчас приближались японские корабли. Где-то там, за зубчатым хребтом горного массива...

Но, не успел ещё Лилье повернуть голову вновь по направлению Лаотешаня, как земля под ногами словно подпрыгнула и совсем рядом с батареей поднялся вверх огромный султан темно-бурого дыма. И тут же - ещё более близкий удар, чуть не сбивший с ног - прямо на обваловке крайнего правого эполимента батареи вырос ещё один столб земли, дыма и камней. Мелкие камни, рыжий грунт и ещё горячие осколки посыпались сверху на всех, стоявших на командном пункте - слава Богу, бетон крайнего траверса надежно прикрыл людей от смертоносного стального дождя.

Невозмутимо отряхивая землю с фуражки, стоящий рядом Тахателов, произнес:

– Ох и быстро ж пристрелялись, черти желтомордые!

Лилье невольно залюбовался той невозмутимостью и хладнокровием, с каким вел себя этот человек под обстрелом. Всё же прежний боевой опыт, видимо, дает о себе знать. Даже в таких вот, казалось-бы, мелочах...

– Цель - квадрат 310-Ж!
– пронесся над батареей зычный голос Жуковского, - Бронебойной стальной бомбой! Заряд боевой! Заряжай!

Засуетились, словно работяги-муравьи, застывшие до того на своих местах номера расчетов. Ожили, зашевелились недвижные до сих пор длинные стволы орудий. Выставленные на угол заряжания, они сейчас лишь доворачивали слегка вправо, нацеливаясь на ту невидимую отсюда точку в море, куда должны были лечь тяжелые, в пятьсот сорок четыре фунта каждый, снаряды, что пока что мирно покоились в тележках-кокорах. Вот два номера расчета ближайшей пушки остановили вращение рукояток горизонтальной наводки и тут же двое других подкатили тележку со снарядом и двумя зарядами к орудию. Раздвоенная стрела снарядного крана тут же подхватила её и начала поднимать вверх - это ещё двое артиллеристов что есть силы вращали приличных размеров рукоятки привода крана... Лилье поражался слаженности действий прислуги - каждое орудие обслуживало более десятка человек, но действия их были отлажены едва ли не до автоматизма.