2070

Вель Ольга

В кабинете было также пыльно и душно, как и в спальне. Я подошёл к письменному столу и взял в руки фотографию родителей. Их последняя фотография. Улыбающиеся родители, позади них лайнер, оба машут мне, а отец свободной рукой обнимает маму за талию.

— Твои родители? — раздался голос Уззы. Я обернулся. Узза стояла позади меня и с грустью смотрела на фотографию.

— Да.

Я поставил фотографию обратно на стол. Перебрал лежащие в беспорядке листы с расчётами, набросками экспериментальной установки и черновиками новой статьи. Здесь всё до боли напоминало прежнюю жизнь. И в эту жизнь пути назад не было.

— Тебе

нужно успокоиться, Марк, — предостерегающе произнесла Узза. — Твой браслет не стабилен, а эмоции могут запустить режим наказания.

— Простите, — прошептал я.

Я обошёл стол и сел в своё любимое кресло. Приглашающим жестом предложил Уззе устроиться на диване.

— Как долго мы можем здесь пробыть? — спросил я через какое-то время.

— Три часа максимум, — ответила Узза. — На большее тебе пока рассчитывать нельзя.

Я кивнул. Достал из ящика журнал с последними данными, которые так и не успел проанализировать. Тогда я только начал собирать новую установку, и результаты были не очень обнадёживающими. Было что-то успокаивающее в привычном нахождении погрешностей. Узза не вмешивалась, и я был благодарен ей за это.

Когда время подошло к концу, Узза произнесла:

— Ты спрашивал, сможешь ли ты сюда вернуться. — Я напрягся. Сердце бешено застучало, а перед глазами всё начало расплываться. Я глубоко вдохнул, пытаясь удержаться в сознании. — А что ты скажешь, если у тебя появится возможность вообще покинуть Землю?

— Как? — прохрипел я. Дышать становилось трудно.

Я дошёл до окна и с облегчением распахнул его. Морозный воздух ворвался в комнату, и мне сразу стало легче.

— Я планирую улететь, — ответила Узза. Я вздрогнул. Улететь? — Есть ещё планеты, которые требуют нашего вмешательства. Да и на родине я давно не была. И ты можешь полететь со мной. У тебя будет возможность увидеть другие планеты, познакомиться с нашими технологиями. Ты же учёный, тебе должно быть это интересно.

— Как это возможно? — спросил я. — Ведь моя участь пока неизвестна.

— Тебя не должно это волновать. Просто ответь: ты готов покинуть Землю?

Я огляделся. Хочу ли я вернуться сюда? И стоит ли хвататься за иллюзию прошлой жизни, когда я прекрасно знаю, что ждёт мою планету? Что я буду здесь делать один? И мысль о том, что Уззы больше здесь не будет, словно зубная боль заставляла мучиться. Я читал про Стокгольмский синдром, но это явно было иное. Отсутствие Уззы рядом казалось физической мукой, которая меня убьёт. Это пугало, но совладать с этим непонятным и неизвестным чувством я не мог. Подойдя к столу, я взял фотографию родителей. Провёл кончиками пальцев по их лицам, убирая пыль. Были бы они живы, согласился бы я на предложение Уззы? Боясь признаться самому себе в очевидной правде, я расстегнул верхнюю часть своего комбинезона и спрятал фотографию во внутренний карман. В последний раз оглядел рабочий стол и стеллаж с книгами. Подошёл к Уззе и глухо ответил:

— Я согласен.

Глава 9

Возвращались мы молча. Откинувшись на спинку сиденья, я следил за пробегающим за окном городом. Прислушался к себе, пытаясь понять, что чувствую. Но в ответ была пустота. Я действительно был готов навсегда покинуть это место. Куда угодно готов я был отправиться, лишь бы не расставаться с Уззой. И когда у меня появилась эта потребность в ней?

Возле своего бывшего

университета я попросил Уззу остановиться.

— Только быстро, — сказала она, когда мы вышли из машины.

Я кивнул и быстрым шагом направился к воротам. Глаз, как и всегда, зацепился за небольшую церковь, которая в мою бытность студентом пользовалась большой популярностью у особо суеверных студентов в периоды сессии. Красивое главное здание казалось сейчас заброшенным и серым, некоторые окна были разбиты, а на угловой части в стене зияла дыра. Мы прошли вдоль здания к главному входу. Напротив него раньше располагался памятник, но сейчас постамент пустовал. Двери оказались незапертыми, и мы без проблем зашли внутрь.

— Что ты здесь ищешь? — спросила Узза.

— Ничего, — покачал я головой, — мне просто захотелось побывать здесь в последний раз.

— Это место много значит для тебя?

Я огляделся. Холл, в котором всегда было многолюдно и шумно, нагонял тоску своей непривычной тишиной. Такое ощущение у меня появлялось, когда я летом приходил в лабораторию на практику. И пустынные коридоры с выключенным светом, и запертые аудитории, из-за которых не раздавались голоса преподавателей и студентов, и главная лестница, не забитая людьми — всё это символизировало уходящую в небытие эпоху.

— Да, можно и так сказать, — наконец ответил я.

Минут двадцать я ходил по зданию, заглядывая в аудитории и лаборатории. С улыбкой оглядел старые экспериментальные установки, которые порой работали через раз, залез в архив и с удивлением обнаружил старые отчёты и журналы. Нашёл свою фамилию.

— Марк, — в голосе Уззы послышалась злость, — нам пора. Не злоупотребляй моим хорошим отношением к тебе.

— Простите, — я сложил свой отчёт в несколько раз, спрятал в карман и убрал журналы на место.

Уже на улице, заметив, как я оглядываюсь на здание, Узза произнесла:

— Ты можешь остаться. Через три или четыре года университет снова откроется. Ты бы мог преподавать.

— Боюсь, легче мне не станет. Что толку цепляться за прошлое? Я принял решение и уже не отступлюсь. Просто мне было необходимо в последний раз побывать здесь. В прошлый раз, когда я сюда приезжал, я был уверен, что это место будет неразрывно связано со мной всю последующую жизнь, и это делало меня… счастливым. Но это было около пяти лет назад, и с тех пор я не приезжал сюда. Постоянно откладывал, думал, что впереди вся жизнь, и я десятки раз ещё приеду в свой университет. Даже мечтал, что начну преподавать на кафедре, где учился. Но теперь… Я не знаю, как это правильно объяснить и поймёте ли вы меня, но теперь мне всё это не нужно.

Узза странно улыбнулась и кивнула.

— Хорошо. Я тебя поняла.

На землю опустились сумерки, когда наш шлюп приземлился в лагере возле корабля. Я вдохнул морозный воздух и, прикрыв глаза, прислушался к привычным уже звукам. Обычный вечер перед выходным днём: работы уже закончились, и узникам было позволено покинуть свои бараки. Несмотря на холод, многие предпочитали коротать эти часы на улице, сбившись в небольшие группы. Мимо ходили солдаты, но в разговоры не вмешивались. Выходные нам устраивали примерно раз в две-три недели, если Иные считали, что мы заслужили отдых. Бывало, что выходные устраивались только для некоторых бараков, в то время как провинившиеся или не выполнившие норму продолжали работать.